Геннадий Савичев - Только море

Светел кин засуетился:

— Конечно, я сейчас… Одну минуточку…

Они сели друг против друга, положив чистый лист бумаги на крутой чугунный бок электромотора. Мичман улыбнулся, и Светелкин ответил ему такой же благодарной улыбкой. Все же они были не совсем разные: их роднила необыкновенная глубина глаз.

— Значит, борешься с недостатками сатирой? — спросил мичман.

— Да, — ответил Светелкин.

— А с диалектикой как?

Светелкин наморщил лоб:

— Во-первых, все изменяется от низшего к высшему…

— Вот и я изменился, — перебил его старшина команды, — недооценивал меткого словца.

Он взял в негнущиеся пальцы ручку и написал крупными буквами.

«Рекомендую товарища Светелкина кандидатом в члены Коммунистической партии Советского Союза. Будет товарищ Светелкин настоящим коммунистом».

По всей вероятности, корабль попал в центр циклона. Ошалелые волны мечутся в невообразимом беспорядке. Седые, косматые тучи опустились до самой воды, цепляются за корпус и надстройки.

Сухим пушечным треском разрываются на куски молнии. Они сверкают рядом, у самого борта, как будто корабль плывет не по воде, а в небе, среди облаков.

Швыряет и крутит его ветер. Ходуном ходит палуба. А в низах и того хуже. Снимаешь ботинки, а они уже сами шагают из угла в угол кубрика. Тяжело смотреть на эти фокусы.

Матрос Мышечкин отказывается от обеда. Ложится на банкет. Укрывается с головой бушлатом. Мутит матроса.

— Пропади ты пропадом такая жизнь, — шепчет он сухими губами.

Жирный запах супа плывет по кубрику. Совсем невмоготу. Встает Мышечкин. Хватаясь за переборки, ковыляет к выходу.

— Эй, флотский! — окликает его матрос Цветков. — Куда уходишь? Суп остынет.

Мышечкин не слушает. Движется боком к выходу. А Цветков не унимается:

— Ты посмотри, чудак, на кашу. Один жир. Пальчики оближешь.

Мышечкин не выдерживает. Зажав рот рукой, мчится по коридору в сторону умывальника, а вслед ему несется обидный смех Цветкова:

— Это тебе не на бульваре незабудки нюхать.

В умывальнике качка выворачивает Мышечкина наизнанку. Присаживается где-то в углу. Клянет все на свете, а больше всего море и обед.

Ползет время. Забыл Мышечкин, где он, кто он. Только в голове: бум-бум-бум.

Внезапно ударили колокола громкого боя.

«Боевая тревога», — с ужасом думает матрос, и ему с досады хочется плакать. Но слез нет. Все вымотал проклятый шторм. Бредет Мышечкин на боевой пост.

Командир боевого поста мичман Богун уже на месте. Щелкает секундомером.

— Прибыл, — вяло докладывает Мышечкин и не смотрит мичману в лицо, потому что сверлит мичман его суровым взглядом. Ну да Мышечкину сейчас все равно. Пусть сверлит.

Начали тренировки. Отчеркнул мичман мелом круг на переборке и командует: «Заделать пробоину!»

«Ему хорошо командовать. Стоит на палубе, как вкопанный. А каково мне?» — думает Мышечкин.

Бросились матросы к аварийному инструменту. Время- то идет. Отсчитывает круги стрелка секундомера. Только Мышечкин стоит на месте. Не может двинуть ни рукой, ни ногой. А мичман вроде и не замечает его состояния, командует:

— Товарищ Мышечкин, взять, жесткий пластырь!

Схватил он пластырь обеими руками, туда его, сюда. Не может поднять.

— Быстрее, — говорит Богун, — товарищей подводите. Поднатужился Мышечкин. Кое-как подтащил пластырь к «пробоине». Наконец-то. Но мичман не дает передышки:4"Взять кувалду!»

Кружится голова у матроса. Запамятовал совсем, что надо с этой кувалдой делать. А товарищи рядом уже подставили клинья.

— Бей! Бей! — шепчут подбадривающе.

Размахнулся Мышечкин. Саданул по клину. Раз! Раз!.. Заклинил стойку. Стал пластырь на место. «Пробоина» заделана. Товарищи бегут по коридору.

— Куда? — не понимает Мышечкин.

— Трубопровод «прорвало». Бугель ставить.

И вот уже наматывает Мышечкин вокруг трубы холстину. Обливаясь потом, закручивает гайки бугеля. Крутит так, что пальцы побелели.

Ох! Совсем уже не может Мышечкий. А мичман не дает передохнуть:

— Пожар в отсеке!

Схватил Мышечкин тяжелый огнетушитель. Вытирая соленый пот, мчится к месту «пожара». На жестяном противне тлеет ветошь. Дымище — дышать невозможно. Подбежал Мышечкин к самому противню, отвернул кран у огнетушителя. Хлещет тугая пенная струя, тушит огонь. Смотрит Мышечкин вокруг. Вроде и качка утихла. Нет, швыряет, окаянная.

И опять щелкает секундомер:

— Матрос Мышечкин, оказать помощь раненому Лобову.