Иван Соколов-Микитов - Пути кораблей

По каменистому руслу мы направились к вершине ущелья. Красно-бурые каменные стены (над ними особенно глубоким показалось прозрачное светло-голубое небо), возвышавшиеся над нами обломки базальтовых скал, серый ископаемый пепел, в котором обрушивалась нога, молочные кристаллы гипса — все это указывало на вулканическое происхождение острова и ущелья.

Каждый звук — крик, выстрел, пение ручья, катившегося с камня на камень — десятки раз отражался в окружавших нас каменных стенах и скалах. Белогрудые люрики гнездились у самой вершины обрыва. На каменных скалах, как серебро с чернью, затейливыми узорами белел нерастаявший снег.

У истока ручья, сбегавшего из полукруглой котловины, наполненной пепельным мягким туфом, мы открыли залежи окаменелого леса. Дерево — черные, обуглившиеся куски — отлично сохранили свое строение: на нем отчетливо были видны сучки, окаменевшая шелушившаяся кора и годовые соли.

— Нет никакой возможности точно объяснить происхождение этого дерева, — сказали нам геологи, бродившие с длинными молотками и сумками за плечами. — Быть может, многие тысячи лет назад его занесло сюда морскими течениями и выбросило на берег, бывший более низкий. Быть может, в еще более отдаленные времена здесь рос вековой лес и эти каменные куски — остатки того доисторического леса...

Добравшись до вершины ущелья, мы устроили небольшой привал. Хорошо было лежать на прохладных камнях, смотреть вниз, в глубину извивавшегося, чуть синевшего легкой дымкой ущелья, сознавать, что здесь мы первые люди, слушать наполнявшую этот фантастический мир прозрачную тишину...

На обратном пути, спускаясь к морю, у большой, вросшей в землю плахи плавника (когда, в кои века занесло сюда это огромное дерево, пролежавшее, быть может, многие сотни лет?) я нашел жестяную порожнюю банку. Когда и кто из путешественников здесь устраивал привал?

Нагруженные добычей, имевшей весьма солидный вес, возбужденные хорошей прогулкой, мы бодро отправились в обратный путь. Пока мы бродили в долине Молчания, подошедшие из пролива льды загородили дорогу. Шлюпка оказалась в ледяном мешке. Рискуя попасть под обвал, мы попробовали пройти под самой стеной слезившегося ледника, но льды нажимали теснее, и нам пришлось вытаскивать на лед тяжелую шлюпку. Пришлось еще раз вспомнить описание тягостей полярных путешествий, когда, взявшись за борт шлюпки, проваливаясь в подтаявшем снегу, рискуя выкупаться в открывшихся трещинах, мы потащили ее через лед по ропакам и торосам. Тащить, к нашему счастью, было недалеко, но мы уже чувствовали себя героями Арктики.

Вытирая катившийся по лицу пот, садясь в шлюпку за весла, кто-то сказал:

— Теперь будем знать, что такое Арктика...

— Ну, еще мало знаем...

— Довольно и этого...

Розовый отсвет лежал на снегах. Темнее — с жилками прозолоти — стало море. Высокие, цвета расплавленного золота, висели облака. Большим огненным шаром плыло солнце.

На обратном пути мы увидели тот же айсберг. Он успел перевернуться, и над поверхностью возвышалась его подводная часть, иссосанная морской водой. Теперь айсберг был очень похож на огромный башмак. Сбегая струйками с ледяных выступов, серебристыми колокольчиками по-прежнему звенела прозрачная ледяная вода.

На берегу

Четвертый день ледокол стоит в бухте Тихой. Все это время к берегу отходят нагруженные всяческим добром лодки и возвращаются порожнем. Почти круглые сутки на палубе грохочут лебедки, извлекая из трюмов последние грузы. В работе принимает участие весь экипаж. Особенно хлопочет старший помощник капитана. Этот необычайно деятельный человек успевает всюду, и там, где слышится его голос, работа кипит.

День и ночь гулко стучат на берегу топоры, слышатся человеческие голоса, чуждо гаснущие в тихости бухты. Видно, как на берегу растет новый дом.

Среди керосиновых бочек греются на солнышке обросшие длинной шерстью собаки. Коровы бродят понуро. Им нелегко досталось морское путешествие, а зеленеющий между камнями тощий полярный мох вряд ли пришелся по вкусу.

В маленькой лодочке-пашке мы съехали на берег, чтобы хорошенько осмотреть зимовку. Жилой дом стоит почти на самом берегу бухты. По виду это обыкновенный деревянный дом с бревенчатыми стенами и светлыми окнами, из которых открывается чудесный вид на скалу Рубини. Внутри несколько комнат, разделенных дощатыми перегородками, кухня, столовая, кладовая. Каждому полагается особая комната. Дом был достаточно теплым. «Немного мерзли, — рассказывали зимовщики, — пока не завалило снегом, потом стало тепло, как в бане, градусов до двадцати нагоняли, можно было не покрываясь спать..»