Сергей Канашевский - Возвращение в Атлантиду. Книга 2. Часть 2

Весенний вечер оказался холодным, сырым. Поэтому первым делом затопили печку. Анна Александровна, по-хозяйски ознакомившись с дачными продуктовыми запасами, начала готовить ужин. Ольга, вооружившись веником, принялась наводить в домике порядок.

Смирнов вытащил из потайного места маленький телевизор, включил его. По местному телеканалу шел художественный фильм. Никаких сообщений о землетрясении пока не было.

– Ну, вы тут хозяйничайте, а мы с Михаилом Ивановичем пойдем баньку затопим, – сказал Владимир Петрович. – Она с нас и страх снимет, и здоровья прибавит. Банька – она никогда не помешает…

Когда мужчины, натаскав в баню воды и затопив печь, вернулись в дом, по телевизору уже передавали чрезвычайное сообщение. Как и предугадывал Владимир Петрович, выступал губернатор. Выяснилось, что эпицентр землетрясения силой в семь-восемь баллов находился за сотни километров от города, в горной местности. В некоторых населенных пунктах разрушены дома. К счастью, все обошлось без человеческих жертв. Губернатор призывал не паниковать и не верить слухам о том, что ожидаются повторные, более сильные толчки.

– На данный момент нет такой аппаратуры, которая может точно землетрясение предсказывать, – говорил губернатор. – Так что – соблюдайте спокойствие…

Владимир Петрович улыбнулся: выходило так, что, мол, дорогие мои, долбануть может, поэтому соблюдайте спокойствие. Но, во сяком случае, появилась хоть какая-то информация. Информация, как и свет, тоже успокаивает.

К тому времени поспел и ужин. Анна Александровна умудрилась сварить весьма приличный суп, на второе – лапшу с подливкой. От кастрюль тянуло аппетитными ароматами.

– Петрович, ужинать-то до бани будем или после?

– Кто же на сытый желудок в баню ходит? Анна Александровна, вы идите с Олей первыми, а потом – мы. Вот, там в шкафу у меня чистые полотенца есть, простыни. Идите. А потом мы с Михаилом Ивановичем – второй очередью…

Мать с дочерью вернулись из бани минут через пятнадцать, недолго парились.

– Ты, Петрович, куда это так натопил – медведей, что ли, парить? – ворчала Анна Александровна. – Там у тебя и не продохнуть вовсе. Мы с Ольгой двери открывали. Еле живыми остались.

– Да разве ж это баня, Анна Александровна? – шутливо пожал плечами хозяин. – Это баловство одно. Нормально натопить времени не было. Ну, Михаил Иванович, собирайся, пойдем. Сейчас я из тебя душу доставать буду.

– Ты, Петрович, не пугай меня. Я и так, понимаешь, в страхе пребываю. Да еще весь синдромом охваченный. Пожалей уж меня, старика…

– Пошли, пошли, старик, там разберемся – кому что причитается.

Баня действительно была натоплена на славу. Владимир Петрович забрался на самую верхнюю полку и добросовестно потел, время от времени поддавая водой из ковшика на раскаленные до красна камни. Михаил Иванович охал и кряхтел на самом низу, почти на полу, где воздух был не так горяч.

– Изверг! – кричал он. – Палач! Я же говорил – не поддавай больше!

– А ты сходи в предбанник, подыши свежим воздухом. А потом я тебя немного веничком попарю. Самую малость – много в твоем состоянии нельзя.

– Нет, ты меня извиняй, Владимир Петрович, но я пошел, и больше сюда не вернусь. Ноги моей в твоей бане больше не будет. Если, конечно, следующий раз в гости не позовешь. Уф! Все, пошел.

Через некоторое время хозяин тоже покинул парилку. В предбаннике, укутавшись в простыню, сидел докрасна распаренный Михаил Иванович. Смирнов разместился рядом.

– Слушай, Петрович, а у тебя на даче нет никаких лекарственных средств?

– У меня аптечка есть в машине. А что – сердце прихватило? Что надо-то?

– Да нет, понимаешь, по народной традиции, после бани лекарственное средство полагается – в виде ста граммов. Очень требуется, Петрович. Выручи.

– Нет, терпи, Михаил Иванович. Сейчас супчику похлебаешь, водички пей побольше, она у меня родниковая, лечебная. Завтра полегчает. Ты, смотрю, и так уже не первый день борьбу со змием ведешь. Что случилось-то?

Михаил Иванович тяжело вздохнул:

– Плохо все, дорогой ты мой товарищ. Только тебе, наверное, и могу рассказать. Цепляется одно за другое, и просвета никакого я не вижу. Надежду я потерял. И все это мне наказание или испытание – не знаю. Но только тяжело мне. Такое ощущение, что кто-то мне гирю к сердцу подвесил и теперь смотрит, что из этого получится. А еще мне кажется, – Серов понизил голос, – ОН вернулся. Вернулся и мстит мне за то, что я служить ему отказался. Мстит он мне, мстит. Если бы ты знал, Петрович, как мне плохо.