Петр Северов - Воля к жизни

Пятеро матросов одновременно обратились к Альбанову:

— С каюками мы только теряем время. Бросить бы их и быстрее на лыжах на юг!..

— А потом?

— А потом на мыс Флоры, — сказал матрос Конрад.

Штурман улыбнулся.

— Вспомните, друзья, Робинзона… Тот, конечно, не бросил бы ни топора, ни посуды, ни других вещей. А наше положение может оказаться ещё похлеще…

Матросы притихли. Но штурман понял, что этим примером он не всех убедил.

В дни бесконечных скитаний во льдах были у моряков и радостные минуты. Как-то был встречен и убит медведь. Тогда даже самые унылые приободрились. Во-первых, они поверили в близость берега. Во-вторых, отпадала опасность голодной смерти.

Но Альбанова все больше беспокоило направление дрейфа льдов. Огромные ледяные поля относило к юго-западу, и северные острова Земли Франца-Иосифа оставались далеко на востоке. Штурман опасался, что отряд может оказаться между этим архипелагом и Шпицбергеном, в открытом штормовом море, где уже не могло быть надежды на прочность плавучих льдов.

О своих опасениях Валериан Иванович не сказал никому ни слова. Бессонными ночами, когда все матросы спали, не раз выходил он из палатки и подолгу смотрел на безжизненную, смутно мерцающую равнину, пытаясь разгадать её таинственный путь. Но безмолвная даль не давала ответа. На мглистом горизонте не было признаков земли…

Уже закончился май и медленно потекли дни июня, а отряд все оставался на одном месте. Вернее, он оставался на одной и той же льдине, но льдина не была неподвижна. Штурман отлично это знал. Иногда он даже сомневался в правильности своих подсчётов: ледяное поле уносилось на юго-запад с быстротой, необычной для ветрового дрейфа: оно проходило в сутки восемь с половиной миль. Только сила течения могла уносить его с такой равномерной скоростью. И Альбанов понял, что совершает открытие: об этом течении никто из географов не знал…

Пятого июня, всматриваясь в горизонт, штурман заметил два серебристых облачка, смутно мерцавших на юго-востоке. Земля? Неужели земля? Он никому не сказал об этом: за два месяца скитаний, не раз уже «открывали» они землю, которая оказывалась то высоким торосом, то полоской тумана, то просто игрой светотени во льдах. Но эти два облачка теперь не давали ему покоя. Он подолгу всматривался в бинокль. Ошибки не могло быть. Два облачка оставались на прежнем месте. Странно, что никто из его спутников не замечал этих уже отчётливо видневшихся возвышенностей… Но вот два или три матроса одновременно увидели на далёком горизонте тускло сияющий глетчер. Все ожили, подтянулись, на лицах показались улыбки.

— Теперь не медля в путь! — скомандовал Альбанов. — Отдыхать будем на острове…

Никогда ещё за время их пути так быстро не снимали лагерь. Никогда работа не кипела так дружно. Даже больные цингой Пуняев и Губанов трудились наравне с другими.

Но на следующий день, едва рассеялся туман, штурман с удивлением увидел, что желанный остров стал как будто ещё дальше. Напрасно матросы пытались определить «на глаз» расстояние до этой земли. Если остров был горист, и отряду открылась только его вершина — расстояние могло оказаться большим — в пятьдесят-шестьдесят миль. Если же он был низок, — достичь его, казалось, можно было бы в течение дня… Но ледяное поле теперь отходило на запад, и это движение все ускорялось.

Восемь суток матросы пробивались через нагромождение льдов, плыли на каяках через полыньи, по мокрому снегу, под мелким промозглым дождём, тащили нарты, стремясь к этим сверкающим вершинам.

Ночью два разведчика вызвались идти вперёд, искать дорогу Альбанов и все остальные уже укладывались в палатке на ночлег. Один из разведчиков спросил, можно ли взять, на всякий случай сухарей

— Конечно, — откликнулся штурман. — Но помните, провизии остаётся на несколько дней.

Через шесть-семь часов штурман стал беспокоиться о разведчиках: что-то слишком долго они не появлялись. Посоветовавшись с товарищами, он решил ещё подождать, а в случае, если эти двое не возвратятся через сутки, — начать розыски. Медленно протекло ещё шесть часов. Заболевший цингой Луняев хотел переобуть сапоги: у него была пара новых, хороших сапог. В каяке их не оказалось… И ещё многого не оказалось во всех каяках: мешка сухарей, ружья, двух сотен патронов, бинокля с компасом, часов, лучших лыж, драгоценного запаса спичек…

Беспокойство моряков об ушедших сменилось гневом. Первым делом возникла мысль о погоне. Догнать беглецов, оставивших товарищей на произвол судьбы, и уничтожить. Однако прошло уже столько времени… За эти тринадцать-четырнадцать часов лыжники могли уйти очень далеко. Не случайно несколько дней назад Альбанов подумал, что не убедил этих двух спутников. Они ведь предлагали бросить каяки и нарты и поскорей, налегке добираться к острову, пока льды не унеслись далеко на юго-запад… Нужно было терпеливо разубедить этих легкомысленных людей, доказать им, что без снаряжения и на острове всем им грозит голодная смерть. Но теперь эти сожаления были слишком поздними. Беглецы находились уже слишком далеко. Следовало подумать о дальнейшем пути.