Генри Стэкпул: Коралловый корабль

Вы можете убежать из дома, посещаемого привидениями, но куда уйдешь с острова?! Гаспар понимал, что истинной причиной охватившего его страха была мысль о невозможности спасения. Он уселся у самой кромки воды на большой камень, раскурил трубку и постарался успокоиться. Скоро это ему удалось. Провансалец и не заметил, как задремал. Короткий сон как будто бы помог стряхнуть с себя чувство одиночества и суеверного ужаса.

Почувствовав голод, Гаспар поспешил к палатке. Там, под пальмами, из мясных консервов и сухарей, сложенных в ящиках, он устроил себе роскошный обед.

Часа в четыре пополудни Гаспар стоял в конце небольшого естественного мола, образованного рифом, в том месте, где находился вчера в тот момент, когда Ивес окликнул его. На этот раз рыб не было видно, на поверхности плавали только пучки водорослей.

Гаспар не мог отвести глаз от кристально прозрачной воды. Внезапно он почувствовал, что кто-то стоит у него за спиной. Провансалец обернулся. Никого! Ни малейших признаков жизни ни на рифе, ни на острове, ни на море, ни в небе. И все же Гаспар ощущал присутствие живого существа. Казалось, обернись он быстрее, он оказался бы лицом к лицу с этим невидимкой. Море и небо в этот момент имели такой лукавый вид, словно способствовали ловкой проделке, позволившей привидению исчезнуть прежде, чем его можно было заметить.

Мысль о привидении была столь нелепа, что ее нельзя было воспринимать всерьез. И все же провансалец чувствовал себя не очень уверенно, двинувшись обратно к берегу.

Он уже сходил с рифа на отмель, когда увидел на песке нечто, заставившее его затаить дыхание. Это был след босой ноги Ивеса, в чем не было ничего сверхъестественного. Весьма отчетливый след, так как возвышенность рифа предохраняла его от действия ветра и воды. Гаспар, объятый суеверным ужасом, бросился прочь.

Добежав до палатки, он постарался взять себя в руки. Конечно, Ивес вчера подходил к рифу. Естественно, на песке остался отпечаток его ноги. Привидение здесь не при чем!

Так Гаспар успокаивал себя, как вдруг за спиной у него раздался пронзительный душераздирающий крик. Провансалец вскочил. Над островом пронесся огромный черный альбатрос с блестящими глазами и красным клювом.

Гаспар следил за птицей, пока она не скрылась из виду. Он чувствовал себя уставшим и разбитым от пережитого страха. Не было сил даже сходить к роднику за водой.

Забравшись в палатку, Гаспар растянулся на теплом песке и провалился в сон.

Гаспара разбудил странный звук. Точно кто-то, стоя у самой палатки, ударял по барабану.

Сон сняло, как рукой. Гаспар приподнялся на локте и прислушался. Ничего, кроме монотонного шума прибоя. Он продолжал вслушиваться в тишину. Бам-бам! — донеслось издалека. В этом уединенном месте звук казался таким же жутким, как трубы Страшного суда.

Если били в барабан, то, судя по силе звука, барабан должен быть гигантских размеров.

Гаспар вылез из палатки. Молодая луна была подобна маленькой серебряной ладье, плывущей среди звезд, от сияния которых светилось море. Звезд было так много, что на их фоне кроны пальм резко вырисовывались темными силуэтами.

Снова, на этот раз совсем далеко, раздался тот же звук. Бам! Словно барабанщик шагнул на несколько миль дальше.

Гаспар не испугался бы так, если бы был знаком с этими водами. Звук издавал морской черт, который выпрыгивает из воды и с размаху врезается в волны, производя шум, слышный за много миль. Но провансалец не знал об этом и терялся в догадках.

Между тем на востоке появилась тонкая светлая полоска. У горизонта возникли очертания сказочного паука, испускающего пламенные нити, и, как по команде, погасли звезды. Это солнце поднималось над водой. Брызги его лучей ударили в лицо Гаспару. Но он ничего не замечал, забыв даже о своих страхах. Его взор был прикован к какому-то предмету, черневшему на юго-востоке в миле от берега. Что-то круглое покачивалось на волнах, то ли голова пловца, то ли оторвавшийся бакен.

Черная точка медленно приближалась, ее несло течением прямо на остров. Лодка!

Да, это была лодка. Подгоняемая волнами, она поворачивалась то носом к острову, то бортом.

Лодка означала избавление, позволяла покинуть остров со всеми его призраками и ужасами. Чайки, словно эхо, повторили крик, вырвавшийся из груди Гаспара.

Он бросился к молу, забыв обо всем на свете, не оглянувшись даже на то место, где виднелись следы Ивеса. Он карабкался по камням, пока не достиг конца гряды. Здесь провансалец прикрыл глаза от солнца рукой и стал всматриваться в даль.