Николай Черкашин - Тайна «Aрхелона» (Крик дельфина)

…Единственный, кто успел поймать в видеокамеру возню на носу «Архелона» с бритоголовым самосожженцем, был репортер компании «Телеандр» Дэвид Эпфель. Однако ему тут же пришлось вернуться к прерванному репортажу.

– Сегодня исторический день, - наговаривал в микрофон Эпфель. - Новейший стратегический ракетоносец выходит в первое боевое патрулирование.

На экранчике телемонитора возникли два немигающих ока, сведенных к узкой переносице гладколобого черного черепа, куцые растопыренные крылья… Камера отьехала, и телезрители увидели, что языческий истукан - это боевая рубка «Архелона».

– За спиной у этого бога войны, - продолжал репортаж Эпфель, - тридцать две ракетные шахты. Баллистические ракеты несут шестнадцать разделяющихся боеголовок, каждая из которых способна уничтожить такую страну, как Польша или Греция со всеми ее островами.

Президент в сопровождении командующего флотом, адмиралов, телохранителей и других членов свиты быстро прошел на корпус. Рейфлинт встретил его у верхнего рубочного люка. Представился, ответил на рукопожатие. Тут возникла легкая заминка: кому спускаться первому: командиру - как хозяину или президенту - как почетному гостю. Первым скользнул в колодец люка телохранитель, за ним Рейфлинг и наконец сам президент. Бегло осмотрев центральный пост и оба смежных отсека, - слава богу, бритоголового успели спрятать в медицинский блок, - президент обернулся к Рейфлинту.

– Завидую вам, коммодор! У вас есть шанс стать президентом нашей страны, но мне уже никогда не стать командиром вашего корабля. - Улыбка сбежала с губ президента, и лицо его снова приняло выражение державного достоинства. - На ваш подводный рейдер мы возлагаем особые надежды…

Телохранитель, к чьей руке стальным браслетом был пристегнут кейс с шифрозамком, быстро раскрыл чемоданчик и подал президенту пакет. Президент, взвешивая пакет на ладони, не спеша протянул его Рейфлинту.

– Помните, коммодор, океан - это весы мира. Ваш атомоход - одна из гирек, которая позволяет нам сохранять равновесие…

Репортер Дэвид Эпфель подставил свой микрофон, и президент воскликнул с привычным пафосом:

– Дамы и господа! В этот час я нахожусь на борту «Архелона» - подводного форпоста нашей обороны. Ни один корабль не стоил нашей стране так дорого, но мир на планете стоит еще дороже…

Рейфлинт много раз прощался с берегом, и у него вошло в обычай выискивать в момент отхода знаки, сулившие удачу. Однажды это была радуга, в другой раз - лунное гало [Гало - атмосферное явление: ореол вокруг луны или солнца.] (уходили ночью), а еще - ручная канарейка, улетевшая из чьей-то клетки и севшая Рейфлинту на плечо. И только нынче ничто не предвещало благополучное возвращение. Едва отошли, как и без того серая погода разразилась снежным зарядом, так что и пирс, и буксир скрылись из виду. Старший помощник Рооп без команды с мостика включил тифон, и «Архелон» заревел на всю гавань хриплым бычьим басом. Это уж и вовсе выходило против всяких правил. По давней традиции подводные лодки выходили на боевое патрулирование бесшумно, не включая ни сирен, ни тифона. Рейфлинт вспылил, назвал Роопа болваном и тут же об этом пожалел, потому что педантичный старпом действовал по инструкции. Переход до Больших Кокосовых островов был открытым, следовательно, боевое патрулирование начиналось по-настоящему с выходом из Сан-Пальмаса. А в тумане - это и первогодку понятно - полагалось подавать звуковые сигналы. Настроение было испорчено, в голову полезли мрачные мысли.

Подумалось вдруг, что из всего их небольшого выпуска половина ребят уже вычеркнута из списка живых. Бен Хасберт, любитель толстушек и гурман китайской кухни, погиб в Норвежском море. Штормовая волна выбила лобовой иллюминатор ограждения рубки, и осколком стекла бедному Бену перерезало горло.

Игнатио Криз, гордость флотского бейсбола, погиб еще глупее. Лень было перебираться из кормы в гальюн пятого отсека - помочился в трюм. Электропроводная струйка мочи попала на коллектор 500-герцового мотора. Криз не успел и вскрикнуть, его так и нашли с мужским отростком в пальцах.

Красавчику Беллхаузу оборвавшийся в качку трехтонный перископ снес голову, как гильотина. Но хуже всех пришлось Глобусу - капитан-лейтенант Хаске. Глобусом его прозвали за идеально круглую голову. Хаске вырезали аппендикс, и он лежал на столе в кают-компании со вскрытой брюшиной, когда в отсеке взорвался водород из аккумуляторных батарей. В открытую рану ему плеснуло добрую пинту серной кислоты.