Иван Федотов: 49 дней в океане

Асхат впервые за два дня сел к столу, достал бортовой журнал и записал подробно обстановку, в которой самоходка стала дрейфовать куда-то к юго-востоку.

Поплавский вытащил из-под подушки газету. Это был номер «Суворовского натиска» за те дни, когда Советский Союз проводил испытания баллистической ракеты в районе Тихого океана. В газете была карта океана. Она стала нашим единственным навигационным инструментом.

Все остальные данные: скорость и направление ветра, скорость дрейфа и угол сноса, местоположение и направление, куда движется судно, предстояло делать на глазок.

Мы сидели в кубрике и молча смотрели, как командир делал запись в вахтенный журнал. Хотелось спать. Грохот тайфуна, вода, перехлестывающая через палубу, струи, забившиеся в кубрик, как-то уже не волновали, не вызывали ощущения опасности.

Мы очень устали.

Асхат оторвался от журнала;

— Вот что, товарищи. По одному в машинное отделение. Моторы еще не остыли. Обсушиться, погреться. Нам нужно много сил. Понятно?

Посмотрели мы друг на друга. Впервые заметили, что осунулись. Оледеневшая одежда колом стоит. Плохо. Асхат, действительно, прав. Моторы еще не остыли. Обсохнуть нам, ой, как надо было.

Настала и моя очередь. Никогда не думал, что перегоревший теплый запах масла так приятен. Я обхватил мотор руками, прижался к нему. Он был почти горячий, наш работяга-мотор. Не его вина, что не хватило горючего. Он трудился в полную силу, и что поделаешь, если океан оказался сильнее тех лошадиных сил, которые были отпущены мотору конструктором. Да и сколько океанских сил пришлось на долю одной лошадиной!

И потом, мотор это только сталь. У нас четыре человечьих силы. Всего четыре. Но пусть все силы, вся мощь ветра и океана попробуют заставить нас сдаться. Мы и спать решили пока в машинном отделения. Каждую каплю тепла старались сберечь. Упремся ногами в станину мотора, головой — в переборку — хорошо, не катает по полу, хоть качка при дрейфе стала очень сильной.

Трудно было представить, как «тридцать шестая» переносит этот сильнейший шторм. Ведь это совсем небольшое судно, рассчитанное на перевозку грузов вдоль побережья при волнении моря не выше четырех баллов. Его, говоря техническим языком, данные были таковы: длина по ватерлинии — 17,3 метра, высоте борта — 2,06 метра, средняя осадка с полным грузом — 1,24 метра. Наибольшая длина трюма — 11,5 метра, ширина — 3,6 метра. Водоизмещение — около 100 тонн. На барже, развивающей скорость хода около 9 узлов, установлено два мотора. Для обеспечения непотопляемости судна на нем имеются междудонные и бортовые герметические отсеки, а также система трубопроводов и ручной насос для осушения кормового отсека и моторного отделения. Для отдыха экипажа в кормовой части баржи оборудован небольшой кубрик.

Двое суток трепал нас ураган. Потом он стал выбиваться из сил. С северо-запада, как мы определили по слабым намекам солнца в тучах, катилась широкая и крупная зыбь. Такая погода показалась нам затишьем.

Мы спали в машинном отделении. Зиганшин нес вахту.

Нас разбудил его бодрый голос:

— Подъем! Обед готов!

Мы вскочили и оторопело смотрели на командира. Он, улыбаясь, балансировал на кренящейся палубе. В руках у него был котелок. Из него поднимался парок и удивительно вкусный запах картофеля и свиной тушенки.

Сон с нас как рукой сняло.

— Ай да Асхат, ай да молодец! — приплясывая, приговаривал Анатолий.

Я обнял Зиганшина за плечи.

Но лучшей благодарностью нашему Асхату был аппетит, с которым мы уничтожили сваренный им суп.

Потом, пользуясь относительным затишьем, мы стали подсчитывать запасы продуктов, имевшиеся на барже. Они хранились в кубрике, но во время шторма картошку и консервы разбросало.

Мы стали собирать катавшуюся по полу картошку. Набрали почти два ведра. Нашли две байки тушенки и банку сала. Ползая на коленях, словно старатели, собирали по зернышкам пшено и горох. Наскребли почти килограмм. Нашли пачку чая и кофе.

В то время мы почувствовали себя обеспеченными продуктами, хотя каждый понимал, что всего нашего «богатства» хватит от силы на две недели.

А сколько предстоит нам дрейфовать в океане? Мы находились вдали от больших морских путей. Корабли, даже рыболовецкие шхуны, редко посещают ту часть океана, куда нас отнесло течением и ветром.

— У нас нет пресной воды, — опечалился Поплавский.