Анатоль Имерманис - «Тобаго» меняет курс. Три дня в Криспорте. «24-25» не возвращается

— Щерещур вы больно гордые. Ну ничего, поищу в другом месте. — И Паруп, ковыляя, удалился.

— Господин Паруп, вы свой коньяк позабыли, — догнал его Курт.

— Благодаррствую! Что такое человек без выпивки? То же, что морре без воды!

— Глядите не захлебнитесь! — пожелал ему Галениек и с шумом захлопнул дверь. — Ну и шприц же ты, фриц! — налетел он на Курта. — Кой черт тебя дернул отдать этому болвану коньяк? Сейчас бы в самый раз крепенького хватить. После душа-то.

Галениек силился стянуть с себя промокший свитер.

— Это же его коньяк, — оправдывался Курт.

— Нашелся защитник частной собственности! Я те покажу сейчас порядок! — Галениек изготовился к внушительной речи, но заметил юнгу, который в отчаянии балансировал с бачком супа в вытянутых руках. — А-а, обед! Дружба с коком — залог здоровья… Тьфу ты, дьявол!

Судно накренилось.

Галениек, сдергивая свитер, потерял равновесие и ударился о стол.

Неожиданный толчок имел и другие последствия. Зигис, словно его толкнули невидимые руки, споткнулся и налетел на Галениека. Половина похлебки вылилась на пол, изрядная порция — матросу на брюки.

— Я тебе! — взревел Галениек.

Он схватил парнишку за шиворот и в ярости начал хлестать мокрым свитером.

— Перестань! — Курт вырвал у него из рук свитер.

— Чего лезешь, фриц? Его морда что — тоже частная собственность? Последние штаны мне изгадил!

— Не волнуйся, Галениек. В супе так мало жира, что пятен не останется. Ручаюсь!

Галениек помешал ложкой остатки похлебки, попробовал и тут же выплюнул:

— Свинство! Дружба с таким коком — гарантия третьей стадии чахотки…

— Да, харчи сегодня, как в богадельне.

— В чем дело, черт подери! — Кулак Галениека грохнул по столу.

— Валлия чего-то говорила… — начал было Зигис, но, вспомнив, как ему сейчас всыпали, насупился и умолк.

— А ну, малый, выкладывай! И не хныкать, а то опять по уху схватишь.

— Правильно, без хорошей лупцовки еще никто моряком не стал, — подхватил боцман, входя в кубрик.

— Ты только посмей его тронуть, — пригрозил Галениек. — Будешь со мной иметь дело! Чего тебе надо, боц?

— Ребята, пошли задраим люки. Радист получил штормовое предупреждение… Сделаем, а тогда и на боковую можно.

Курт и два других матроса поднялись и стали надевать клеенчатые куртки, но Галениек прикрикнул на них:

— Сидеть! Никуда мы не пойдем! Задраивать люки, чтобы хозяйские шпроты не уплыли, а нас тут помоями кормить будут. Пускай ищут дураков в другом месте!

— Валлия сказала, что ночью немецкие матросы перетаскивали на лодку продукты, — не утерпел Зигис.

— Ах, вот где собака зарыта! — крикнул Галениек. — Шагу отсюда не ступлю!

— Постой, Галениек, не бунтуй, — сказал Курт. — Пошли к Цепуритису. Послушаем, что он скажет.

— Нашел Соломона-мудреца, — проворчал Галениек, но возражать не стал.

При всей своей буйной натуре Галениек признавал опыт и трезвый ум старейшего моряка на «Тобаго». У команды вошло в привычку обращаться в трудных случаях за советом к Цепуритису.

С Цепуритисом они столкнулись в двери.

— Мы с Антоном пришли поговорить насчет харчей, — сказал моторист спокойно, но тут же заметил на полу растоптанную сигарету с золотым мундштуком: — Паруп к вам тоже заходил?

— Нашел чему удивляться. Компанию искал. Мы его послали к чертям, он прямехонько к вам, черномазым, и отправился. Пьян-пьян, а дорогу знает.

— У него на уме что-то другое, — глубокомысленно заметил Антон. — Он и вниз приходил к нам. Ради одного удовольствия человек не пойдет у машин пачкаться и глазеть на гребной вал.

— Он в коридор залезал? — переспросил Цепуритис.

— Ну да, говорю тебе… Я даже знаю зачем. Во взгляде Цепуритиса мелькнула тревога.

— Говорят, он будет совладельцем «Тобаго», — продолжал Антон. — Вот и хочет посмотреть — так ли хороша эта посудина, как хозяйская дочка.

— Факт, кому охота покупать кота в мешке, — согласился боцман. — Послушай, Цепуритис, образумь ты этого Галениека. Я и пожаловаться мог бы, да сами знаете — не из таких я. Втолкуй ты ему… Квиесис не виноват.

— А я разве говорю, что он виноват? — сказал Цепуритис. — Мы сами виноваты, раз позволяем плевать себе в рожу.

— Ну нет! Не позволим! — отрезал Курт. — Порядок должен быть. Это мой последний рейс. В Сантаринге списываюсь на берег и гуд бай!

— Не воображай, что там молочные реки и кисельные берега, — сказал боцман. — На родной-то стороне оно лучше всего.