Я несколько раз заговаривал о моих приключениях. Стоя в ногах кровати, четверо мужчин и две женщины смотрели совершенно невозмутимо. Это напоминало какую-то ритуальную церемонию. Не будь я так рад своему спасению от акул и от бесчисленных опасностей, которые на протяжении десяти дней подстерегали меня в море, я бы решил, что эти люди — инопланетяне.
Женщина, отпаивавшая меня настоем корицы, была олицетворением любезности. Стоило мне заикнуться о моих скитаниях, как она говорила:
— Пока помолчите, потом расскажете.
Я слопал бы все, что только можно. Из кухни в комнату доносились аппетитные запахи готовившейся пищи. Но все мои мольбы оказались напрасными.
— Мы дадим вам поесть, когда вас осмотрит врач, — раздавалось в ответ.
А врач не приходил. Каждые десять минут мне давали с ложечки подслащенную воду. Самая юная женщина, почти девочка, обмыла мне раны тряпками, намоченными в теплой воде. Время шло еле-еле. Постепенно мне становилось лучше. Я был уверен, что нахожусь среди друзей. Если бы вместо подслащенной воды мне дали поесть, мой организм не вынес бы такой встряски.
Мужчину, который нашел меня на дороге, звали Дамасо Имитела. В десять часов утра 9 марта, то есть в тот же день, когда я выбрался на берег, он отправился в соседнее селение Мулатос и вернулся домой с полицейскими. Они также не слышали о трагедии в море. В Мулатосе о ней не знал никто. Газеты туда не доходят. В одной из лавчонок установлен электрогенератор, есть радиоприемник и холодильник. Однако новости там не слушают. Как потом выяснилось, когда Дамасо Имитела сообщил инспектору, что нашел меня полумертвого на берегу и что я якобы служил на эсминце «Кальдас», полицейские запустили движок и весь день просидели перед радиоприемником, слушая новости из Картахены. Но говорить о катастрофе к тому времени уже прекратили. Только ранним вечером промелькнуло короткое сообщение. И тогда инспектор, полицейские и шестьсот жителей Мулатоса ринулись мне помогать. Вскоре после полуночи они нагрянули в дом Дамасо и разбудили меня своими разговорами. А мне как нарочно впервые за двенадцать дней удалось забыться спокойным сном! Под утро дом был набит битком. Весь Мулатос: мужчины, женщины, дети — явился на меня полюбоваться. Это было мое первое столкновение с толпой зевак, которые потом ходили за мной по пятам. Толпа была оснащена керосиновыми лампами и электрическими фонариками. Когда инспектор и моя свита начали вытаскивать меня из кровати, моя опаленная солнцем кожа затрещала по швам. Они устроили у постели настоящую кучу-малу.
Было жарко. Я задыхался в гуще моих защитников. Стоило появиться на дороге, как в лицо мне ударил свет множества ламп и фонарей. Я на мгновение ослеп. Все вокруг перешептывались, а инспектор полиции громко отдавал приказания. Упав с эсминца, я только и делал, что путешествовал в неизвестном направлении. В то утро я тоже отправился Бог знает куда, не имея ни малейшего понятия о том, какую участь мне уготовила толпа приветливых хлопотунов.
Дорога от места, где меня обнаружили, до Мулатоса — долгая и утомительная. Меня уложили в гамак, висевший на двух палках. За каждый конец взялось по двое мужчин, которые понесли меня по длинной узкой тропинке, освещая путь керосиновыми лампами. Мы шли под открытым небом, но жара стояла такая, словно мы сидели в закрытом помещении.
Каждые полчаса восемь носильщиков менялись. Тогда мне давали глоток воды и кусочек содового печенья. Мне хотелось выяснить, куда и зачем меня несут. Разговоры ходили всякие. Болтали все, кроме меня. Инспектор, вставший во главе толпы, не подпускал ко мне никого. Вдалеке слышались крики, приказания, разные возгласы. Когда мы дошли до длинной улочки, пересекающей Мулатос, толпа разрослась настолько, что полицейские уже не могли ее сдержать. Было часов восемь утра.
Мулатос — рыбацкий поселок. Почты там нет. Ближайший населенный пункт — Сан-Хуан-де-Ураба, два раза в неделю туда прилетает «кукурузник» из Монтериа. Когда мы добрались до Мулатоса, я думал, что мы у цели. Наверно, тут знают о моих близких… Но Мулатос оказался лишь перевалочным пунктом, располагавшимся примерно на полпути до Сан-Хуана.
Я был помещен в какой-то дом, и народ становился в очередь, чтобы поглазеть на меня. А я вспоминал факира, которого за пятьдесят сентаво видел два года назад в Боготе. Желающим на него взглянуть приходилось отстоять несколько часов в огромной очереди, которая за пятнадцать минут продвигалась вперед всего на полметра. Когда зевака доходил до комнаты, где в стеклянном ящике сидел факир, ему уже было не до факира. Бедняге хотелось пробкой вылететь за дверь, размять ноги и вдохнуть глоток свежего воздуха.
Читать дальше