Вернер Лежер: Капитан «Аль-Джезаира»

— Убедились в моей честности?

— Кто же усомнится в честности Агостино Гравелли? О, не удивляйтесь тону, которым я произнес слово «честность». Ведь мы оба выше таких мелочей, как соответствие между смыслом и звучанием слова, не правда ли?

Банкир предпочел уклониться от ответа, хотя слова Бенелли и задели его, — словно пощечину получил.

— Итак, будем считать, что для дея вы уже постарались, — пытаясь не выдать беспокойства, сказал Гравелли. — Ну а вам за ваши хлопоты — вот… — Он подвинул гостю второй вексель.

— О-о-о, десять тысяч итальянских лир! Красивая кругленькая сумма. Вы щедры, Гравелли!

— Пристало ли скаредничать с друзьями? — покровительственным тоном произнес финансист. Он мог бы, конечно, добавить, что сумма эта при его-то богатстве — сущий пустяк, однако предпочел о том промолчать. Может, этот Бенелли не столь уж и глубоко посвящен в его махинации, а он сам наведет этого дьявола на опасные догадки — нет уж, для этого старый банкир был слишком осторожен и хитер.

— Судьба моя сложилась так, что я на всю жизнь дал зарок не быть скупым и неблагодарным. А теперь верните мне, пожалуйста, мой договор.

— Сейчас, Гравелли, сейчас. Одну минуту.

Банкир облегченно вздохнул: тон мирно сидящего в своем кресле собеседника был мягок и приветлив.

Бенелли обстоятельно перечел договор и помахал им, словно веером, возле лица.

— Одно меня удивляет, — сказал он после недолгой паузы. — Надеюсь, вы позволите мне высказать мое личное мнение?

Покровительственным жестом Гравелли дал гостю знак продолжать. Он слегка презирал Бенелли: из опасного противника тот превратился вдруг в покладистого партнера. Вот что сделали десять тысяч лир! Перед деньгами все становятся маленькими и кроткими. Бессчетное число раз он уже испытывал это, но никогда столь наглядно, как сейчас. Волшебство, да и только: дело разом пошло лучше, куда лучше, чем он смел надеяться. Банкир изобразил вежливую улыбку и, чтобы окончательно расположить к себе собеседника, торопливо добавил:

— Среди друзей — только так, и не иначе!

— Благодарю. Итак, меня удивляет, — Бенелли снова наполнил бокал вином, — что вы столь невысоко оценили свою жизнь. Вы предлагаете за нее сумму, всего вдвое большую той, что получили от дея.

Говорил он негромко и неторопливо, будто сам с собой, покручивая пальцами искрящийся драгоценной влагой бокал, то поднося его к свече, то прикрывая от нее.

Гравелли наблюдал. Он видел, что глаза гостя смотрят не на вино, а словно два кинжала, в упор нацелились на него.

— Я… я не понимаю, — пролепетал он.

— У вас бедный словарный запас, синьор Гравелли. Однажды вы уже, кажется, говорили то же самое? — Бенелли стукнул донышком бокала по столу. — Пора кончать игру! Вы и впредь будете пересылать нам сообщения, как делали это прежде. А будете увиливать, мы отыщем вас, скройся вы хоть в венецианской камере пыток. Ваши банковские операции нас не заботят. Делайте что хотите. От договора же вы не уйдете никогда, предложи вы нам даже в сто или тысячу раз больше. А за векселя — примите благодарность. Ведь никаких других бумаг в память о столь приятном вечере, как я понимаю, вы мне сейчас не дадите? Доброй ночи!

Гость поднялся с кресла. Встал и Гравелли. На какое-то мгновение у него под жестким взглядом Бенелли душа ушла в пятки. Однако он сумел взять себя в руки. Он знал, что визитер слов на ветер не бросает и угрозы его — не пустые слова. И порукой тому могущество дея, у которого предостаточно сообщников — отчаянных людей без страха и совести.

— Нет, нет, не беспокойтесь, — Бенелли, улыбаясь, подошел к банкиру и с любезным видом, однако железной рукой усадил его обратно в кресло. — В вашем доме я и сам не заблужусь. От страха вы слегка оцепенели. Споткнетесь, не дай Бог, на лестнице, да и меня ненароком зацепите. Мне не хотелось бы стать жертвой несчастного случая.

— Дьявол, дьявол! — простонал Гравелли, глядя на захлопнувшуюся за опасным визитером дверь. Не лукавя перед собой, банкир вынужден был признать, что обрел в Бенелли достойного противника. Однако на том мысли его о посланце дея иссякли. Теперь они лихорадочно крутились вокруг иного предмета, ставшего для него вдруг куда более важным: вокруг десяти тысяч лир!

— Десять тысяч лир! Десять тысяч! — бубнил он снова и снова. О том, что жизнь его из-за злосчастного договора навсегда связана с деем, он не печалился. А вот насчет того, как избежать убытков, следовало подумать.