Джек Лондон: Морской фермер

— Что это за остров Ява? — спросила она.

— Сплошные лихорадки. Почти все матросы заболели, невозможно было работать. Все только и делали, что глотали хинин. По утрам всей команде натощак раздавали хину и джин. Ну, конечно, после этого и здоровые притворялись больными.

В другой раз она спросила, хорошо ли в Ньюкэстле.

— Уголь и черная пыль — больше ничего. Пакостный городишко! У меня там удрали два китайца-истопника. Владельцам пришлось заплатить правительству штраф по сто фунтов за каждого. Я потом получил от владельца письмо в Орегоне. «Мы очень сожалеем, — писали они мне, — что из состава вашей команды бежали двое китайцев. Советуем вам впредь быть внимательнее». Внимательнее! Я и так смотрел за ними в оба. Каждому причиталось по сорок пять фунтов стерлингов жалованья. Я никак не мог подозревать, что они удерут. Это обычная их манера писать: «мы рекомендуем», да «мы советуем», да «нам кажется странным». Проклятая старая лохань! Они думают, что на ней можно идти, как на какой-нибудь «Лукании», и, вдобавок, не тратя угля. А потом — сколько крови я себе перепортил с этим проклятым винтом. Старый был железный, погнутый по краям, мы не могли развивать с ним нужную скорость. Поставили новый из бронзы. Он обошелся в девятьсот фунтов, и владельцы решили во что бы то ни стало окупить его. А у меня был этот проклятый рейс, и мы все время ползали, как черепахи. «К нашему крайнему сожалению, мы должны указать вам, что ваш переход из Вальпараисо в Сидней был очень продолжителен, вы шли в день со средней скоростью лишь в сто шестьдесят семь миль. Мы предполагали, что вы сумеете лучше использовать новый винт. Вы должны были делать по крайней мере двести шестнадцать». А ведь это было в разгар зимы. Дождь лил как из ведра, свирепствовали бури и ураганы; вдобавок у нас не хватало угля, и нам пришлось шесть дней скитаться по ветру, с застопоренными машинами. А этот болван штурман не мог по ночам смотреть спокойно на сигнальные огни встречных пароходов и всегда вызывал меня на мостик. Я все это им написал. А они мне в ответ: «Наш консультант по навигации находит, что вы слишком отклонились на юг», и «мы впредь ожидаем от нового винта лучших результатов». Консультант по навигации! Сухопутный лоцман! Подумаешь! Это была самая нормальная скорость для зимнего перехода от Вальпараисо до Сиднея. Затем я отправился в Окленд, потому что у нас не хватило угля. Желая возместить убытки, вызванные потерею времени, я решил не нанимать лоцмана и сам ввел судно в порт. Там не было обязательным нанимать лоцмана. Потом отправляюсь в Иокогаму и встречаю там капитана Робинзона с «Диапсика». Мы начали с ним толковать о равных портах по дороге в Австралию, и он вдруг меня спрашивает:

«Скажите, пожалуйста, капитан, вы были когда-нибудь в Окленде?»

«Был, — говорю, — и даже очень недавно».

Тогда он посмотрел на меня не особенно дружелюбно.

«Значит, это я вам обязан получением от владельцев этого письма? «Вы поставили нам в счет пятнадцать фунтов за лоцмана в Окленде; недавно одно из наших судов заходило в Оклендский порт, но не производило этого расхода. Считаем долгом вам заметить, что так, как в расходе этом не встречалось и не встречается необходимости, то рекомендуем вам не делать таких напрасных трат в будущем».

А они, небось, не поблагодарили меня за то, что я сэкономил для них пятнадцать фунтов. Ни звука. Вместо этого они посылают капитану Робинзону письмо, упрекая его в расточительности, а мне пишут: «Вы ставите в вашем счете «две гинеи доктору, приглашенному для команды», будьте любезны объяснить подробнее этот непредвиденный расход).

Я приглашал доктора для двух китайцев, ибо думал, что у них «бери-бери» [2] «Бери-бери» — заразная, очень тяжелая болезнь, распространенная в Японии, Австралии, на о. Цейлоне и на Малабарском берегу. Болезнь свирепствует преимущественно в то время года, когда прекращаются периодически дующие ветры. . Через неделю мне пришлось их похоронить в море, а они еще пишут: «будьте любезны объяснить подробное этот непредвиденный расход». А капитану Робинзону: «так как в расходе этом не встречалось необходимости». А потом, разве я не телеграфировал им из Ньюкэстля, что мое старое корыто так прогнило, что его необходимо ввести в сухой док? Просидеть семь месяцев в сухом доке и на западном побережье! Поганое место, где всего легче издохнуть. Но у них, изволите ли видеть, был угольный фрахт на Портленд. «Аррата», один из пароходов Вур-Линии, вышел одновременно с нами и тоже отправился в Портленд. Старый «Триапсик» делал шесть узлов, максимум семь. И что же, в Комаксе, где грузили уголь, я получил от владельцев письмо. Оно было подписано главным директором, и в конце он приписал собственноручно: «Аррата» обогнала вас на четыре с половиной дня, весьма разочарован». Разочарован! Разве я им не телеграфировал из Ньюкэстля? Когда «Триапсика» поставили в портлендский сухой док, так у него на днище торчали усы в фут длиною. Он весь был облеплен раковинами величиною с мой кулак и устрицами с тарелку. После него два дня пришлось выгребать из дока всякий мусор. А потом началась эта знаменитая история с колосниками в Ньюкэстле. Они были сделаны тяжелее, чем указано было в смете инженера, но завод забыл поставить в счет разницу в весе. И вот, когда я уже собирался покинуть берег, ко мне прибегают со счетом: «Тут произошла маленькая ошибка, вы должны доплатить шесть фунтов». Они успели побывать на судне и сказали мне, будто Мак-Ферган пометил на счете: «правильно». Мне это показалось странным, и я не хотел платить.