— Это капитан Робинзон с «Роберты», — сказал Гриф, представляя его. Малхолл тем временем здоровался с Питером Джи.
— Никогда не думал, что на свете так много жемчуга, — сказал Малхолл.
— Да, я никогда не видел одновременно такого количества жемчужин, — заметил Питер Джи.
— Что может стоить все это?
— Пятьдесят или шестьдесят тысяч фунтов — это для нас, скупщиков. В Париже… — Он только пожал плечами и поднял брови, указывая на чрезвычайные размеры суммы.
Малхолл вытер пот с век. Все присутствующие сильно вспотели и с трудом дышали. В напитках не было льда, виски и абсент приходилось проглатывать тепловатыми.
— Да, да, — гоготал Парлей. — Много покойников лежит на этом столе. Я хорошо знаю историю всех этих жемчужин. Посмотрите-ка на эти три. Не правда ли, прекрасно подобраны? Водолаз с острова Пасхи выловил мне их в одну неделю. На следующую неделю его самого выловила акула: она отцапала ему руку; антонов огонь доконал его. А вот эта, большая, неправильной формы, не очень ценная, я буду рад получить за нее завтра двадцать франков. Она добыта с глубины двадцати двух фатомов. Водолаз был с Раратонга. Он побил рекорд — добыл ее с глубины в двадцать два фатома. Я сам видел его. Не то в легких у него что-то лопнуло, не то он надорвался, только через два часа он умер. Ну и кричал он, — за несколько миль было слышно. Это был самый сильный туземец, какого только я встречал. Человек шесть моих водолазов умерли от судорог. И многие еще умрут, многие.
— Перестаньте каркать, Парлей, — возмутился один из капитанов. — Бури не будет.
— Если бы я был покрепче, не поддался бы я на удочку, убрался бы отсюда прочь подобру-поздорову, — возразил Парлей своим старческим фальцетом. — Если бы, конечно, я был достаточно крепким, любящим радости жизни. Но вы не таковы. Вы останетесь. Я бы и предупреждать вас не стал, если бы думал, что вы меня послушаетесь. Сарычей не отгонишь от падали. Выпейте-ка еще, мои храбрые моряки. Отлично, отлично. Чем только не рискнет человек из-за нескольких мелких, жалких устричных наростов! Вот они, красавицы! Аукцион завтра, ровно в десять. Старый Парлей распродается, сарычи уже слетелись, а в свое время старый Парлей был покрепче любого из вас, да и очень многих из вас он еще увидит мертвыми.
— Подлая старая скотина! — прошептал Питеру Джи судовой приказчик с «Малахани».
— А даже если и будет шторм, — сказал капитан с «Долли», — Хикихохо еще никогда не затопляло.
— Тем больше оснований думать, что это случится, — возразил капитан Уорфилд. — Не очень-то я доверяю этому острову.
— Ну, а теперь кто каркает? — упрекнул его Гриф.
— Я очень боюсь, что мы лишимся нашей новой машины, раньше чем она окупит себя, — мрачно ответил капитан Уорфилд.
Парлей с изумительным упорством пробрался через переполненную людьми комнату и устремился к висевшему на стене барометру.
— А ну-ка посмотрите, мои уважаемые моряки! — воскликнул он ликующим тоном.
Капитан, стоявший ближе других к барометру, взглянул на него. Лицо капитана побледнело, так поразило его то, что он увидел.
— Барометр упал на десять делений. — Это было все, что он сказал, но на всех лицах появилось беспокойство; казалось, что каждому хочется немедленно убраться подобру-поздорову.
— Послушайте, — скомандовал Парлей.
Среди наступившей тишины шум прибоя казался необычайно сильным; слышен был громкий, раскатистый рев.
— Море начинает сильно волноваться, — сказал кто-то.
Все посмотрели в окна в сторону моря, видневшегося в промежутках между редкими кокосовыми пальмами. Правильно чередуясь, плавно катились громадные волны на коралловый берег.
Несколько минут все смотрели на это страшное зрелище и разговаривали вполголоса; казалось, что даже за эти несколько минут волны увеличились. Было что-то зловещее в этом росте морских волн; жутко было видеть при мертвом штиле волнующееся море; голоса людей в комнате стали невольно еще тише. Старый Парлей неприятно загоготал:
— Еще есть время уйти в море, уважаемые джентльмены. Лагуну вы можете пройти на буксире.
— Все обстоит благополучно, старина, — сказал Дарлинг, помощник с «Кактуса», крепкий двадцатилетний юноша. — Буря несется к югу и минует нас. Мы остаемся совершенно в стороне.
По комнате пронесся вздох облегчения. Разговоры возобновились, голоса зазвучали громче, некоторые из скупщиков возвратились к столу и продолжали рассматривать жемчужны. Снова послышалось тупое гоготанье Парлея.
Читать дальше