Затем он пишет: «одно примечательное сокровище» — то, к чему мы стремились все эти годы. К нему сводится смысл предложения. Однако что это за сокровище и чем оно примечательно?
Следующее, что он открыто утверждает, — что сокровище завернуто в один грубый холст. Но кто бы додумался прятать сокровище в мешковину?
Разве что величайший в мире скупердяй.
Далее, как явствует из послания, сокровище было спрятано «на глубине менее 2 метров и, самое большее, 87 метров в разбросе». Что, спрашивается, нам дают эти цифры?
Ответ, как мы оба знаем, очевиден. Я разгадал каждый из шифров, в том числе и этот, самый важный из всех. В конце концов, по прошествии многих лет, мне открылась жестокая правда. И, доложу я тебе, она стоила этого времени — по меньшей мере для меня, коль скоро я заполучил сокровище, а ты остался с носом. Теперь ты гордо шествуешь по палубе, а я заперт в каюте, но так было далеко не всегда.
* * *
Пил по моей просьбе принес книги о море, которые я с удовольствием прочел. Больше всего мне нравились книги о приключениях, несмотря на то, что главные герои в них неизменно сталкивались с дикарями и разными способами брали верх. Я переписывал эти истории на свой лад, делал их правдивее и приятнее для прочтения. Мне приходилось исписывать все поля и промежутки между строк. После моих исправлений дикари одерживали верх над белыми господами и дамами, что я сопровождал собственноручно выполненными иллюстрациями. Мои каракули и мазня ввергли Пила в уныние, так как книги он одалживал у тетушки. Я читал ее письма. Уверен, если бы Пил прочел ей мои сочинения, это доставило бы старушке втрое большее удовольствие. Впрочем, книги он так и не вернул, а тетка не спрашивала о них по слабой памяти, так что я мог исправлять их сколько заблагорассудится.
Еще я читал плакаты на улицах и даже полюбил политиков, исключая министров «Охвостья парламента». Их бы я поместил в одну связку с врачами и священниками. Могу присягнуть, что мы с Томом не видели от них никаких благ, кроме того, что нас гоняли с одной улицы на другую. Они никого не возвысили из грязи, кроме себя самих. И разрази меня гром, если это не так, но я всегда открыто заявлял о своем двуличии, тогда как злодеяния министров оставались у них под париками. Чертовы сухопутные крысы.
Читал я и книги по современной истории — спасибо Пиловой тетушке — и проникся уважением к герцогу Монмутскому, несмотря на его происхождение. Он показался мне славным разбойником за то, что едва не убил своего дядюшку, Якова. Монмут, как подобало сыну-бастарду, с боем прошел от Сомерсета до Седжмура. Упорствовал он до конца: чтобы его обезглавить, пришлось восемь раз заносить топор. В конце концов его голова все же свалилась с плеч, но родственникам пришлось пришить ее обратно, ради портрета. Я по-своему переписал рассказы о битвах между Яковом и упомянутым бунтовщиком. Возможно, тебе будет интересно узнать, что Монмут сверг короля и захватил трон в битве при Бристоле с помощью самого Джона Сильвера.
Коль скоро я коснулся этого вопроса, твой король не принес стране ничего, кроме горя. Однажды Пил сказал мне, что все короли и королевы друг с другом в родстве. Добавил, что британские короли — наполовину германцы с примесью французских и русских кровей, так что, сдается мне, они дворняги почище меня. Все их войны и междоусобицы — не более чем семейные дрязги. Короли в них не погибают. Они отправляют умирать других.
Пописывал я и стишки. Пилу нравилось, хотя он и ворчал, что парню моих лет это негоже. Правда, время от времени он забавлял ими посетителей, однако мне не перепадало от этого ни похвалы, ни монеты, а другого применения моим новым умениям не нашлось. Я разжился пером и чернильницей, но Пил не был рад успехам. Слова, которые я написал, были хороши, но во время письма я заливал чернилами чулки. Пил сказал, что вычтет у меня из жалованья на покупку новых чулок, поскольку не мог позволить мне разгуливать по трактиру неряхой. Позже я подправил запись в его учетной книге.
Тогда мне доводилось подсчитывать не пиастры, а тарелки у Пила в камбузе, а писал я не мемуары, а кулинарные рецепты. В это время — год спустя — морской пес снова приплыл в наши края. Весь год Черный Джон и его команда грабили, убивали и топили корабли, а я болтался на якоре в Пиловом трактире, помешивал похлебку. Нет, честная жизнь — это сущее наказание.
— Подай капитану ужин, — приказал Пил. Когда не волновался, он был прямее некуда не любил зря воздух переводить.
Читать дальше