Станислав Гагарин: По дуге большого круга

Но все это происходило за пределами моей осведомленности. Когда я с удовольствием съедал «рисовый молочный», в кают-компании стояла гробовая тишина. Я не придавал этому значения, а когда заметил, то подумал: попросту устали люди, четвертый месяц в море. Да и бывает такое, некая волна всеобщей тоски накатывает на экипаж.

И в тот день я поужинал, пожелал всем доброго аппетита и ушел к себе. А через четверть часа пришел взволнованный старпом и объяснил: на корабле бунт.

Отказались механики мои от ужина. Все поголовно и отказались. Потребовали у старпома, чтоб он доложил капитану, мне то есть: еще один суп — и они объявляют голодовку. И сейчас, мол, в кают-компании настоящий базар, механики высказывают наболевшее, штурманы огрызаются, а помполит увещевает и тех, и других.

Я рассмеялся.

— Такого еще не бывало, — сдержав смех, сказал старпому. Лицо у него было озадаченное. — Известен мне соляной бунт на Руси, медный, был в прошлом веке и водочный. Но чтоб русский мужик против молока бунтовал… Да… Что же мне раньше не сказали? Ведь они возмущались прежде?

— Возмущались…

— А я не знал… Вы, старпом, нарушили служебный долг, не поставив меня в известность. На будущее учтите. И что вы намерены сейчас делать?

Старпом смутился.

— Как вы прикажете…

— Прикажу… А если вы сами уже капитан? Что тогда?

— Отменить меню, наверное…

— Зачем же отменять? Тот, кто отменяет собственные приказы, обнаруживает несостоятельность лидера. Надо исправить положение, не отменяя того, что вызвало недовольство. Идите вниз и объявите, что капитан разрешил готовить два вида первых блюд. Одно молочное, для этих самых «братьев», а другое с мясом и рыбой, щи там разные, рассольники, для машинной публики. На столы подавать и то, и другое, на разный вкус. Вот так и объясните.

Старпом мой заалел, восхищенно закрутил головой и побежал вниз. А я подумал, что таким решением сразу сниму все вопросы, а главное — придам этому казусу оттенок забавного происшествия. Продуктов у нас предостаточно, и «кандей» наш протестовать не будет, он порядком посачковал в рейсе, держа нас всех на молочной диете, игру его я понял теперь.

— Вот, Ленька, — сказал я смышленой мордочке прильнувшего к матери парнишки, он доверчиво смотрел на меня с фотографии над столом, — такие бывают у нас в море хохмы. А я вот и не знаю еще, любишь ли ты молочный суп, слишком мало мы бываем с тобою вместе.

Я подумал, что сегодня начну писать ему и Нине письмо, и тут в дверь постучали. Это был снова старпом.

— Порядок, Игорь Васильевич, — восторженно проговорил он, — олл райт до полного о’кэя!.. Видели б их физиономии! Рты пораскрыли, когда объявил им ваше решение. И ни словечка в ответ. Только механик-наладчик заржал и говорит: «Ну и кэп! Во дает!» Здорово вы их, Игорь Васильевич…

— Не я их, а они нас, старпом. Боже вас сохрани думать о людях в выражениях типа «Вот я их…». И как высоко ни забросила б вас судьба, всегда считайте, что это не вы сами туда забрались, это люди позволили. Они доверились, предоставили вам право управлять ими. В такой позиции вы избежите многих ошибок.

— Понял я вас. Понял… — посерьезнел мой чиф.

— Вот и хорошо. Что это за бумаги у вас в руке?

— Навим о плавающей мине, Игорь Васильевич. В Норвежском море…

Он протянул мне один из листков. Мои штурманы знали, что навимы — навигационные извещения мореплавателям — о плавающих минах надо приносить капитану, где бы эту мину ни обнаружили. Я собирал все эти случаи, копил их… Конечно, никто не догадывался, почему это делаю, считали, видимо, невинным чудачеством своего кэпа.

Вот что сообщала гидрографическая служба КСФ из Мурманска:

«Навим НР181 ЧЛС Капитанам — Норвежское море северо-западнее острова Ваннё предмет похожий на мину дрейфует 21 июня 05 05 ГМТ 70277 сев 19157 вост — НР181 ГС КСФ».

— На всякий случай пусть третий штурман нанесет на карту, — сказал я.

— Уже выписал для него координаты, Игорь Васильевич.

— Что еще?

— Две радиограммы. Одна вам, личная, и аварийная: наш радист принял от калининградского траулера «Лебедь». Он где-то рядом…

— Что же ты молчал? — вскричал я, принимая остальные листки и укоризненно взглянув на старпома. — Толкуешь о неизвестном предмете, обнаруженном за тысячи миль от нас, и там, может быть, всего лишь пустая бочка, которую салага-штурман принял за мину, а здесь с людьми несчастье…

— У него пробоина, Игорь Васильевич. У «Лебедя»… Вода затапливает машину.