Вильям Ходжсон - Пираты – призраки

– Наверное, он ударился головой, когда поскользнулся, – ответил он.

– Похоже на правду, – согласился с ним старый Джаскетт, который сидел, покуривая на морском сундучке, неподалеку.

– Чушь. Все было совсем не так! – зло огрызнулся Том. – Я не спал, и этот чертов парус на самом деле стукнул меня.

– Только не надо грубить старшим, паренек! – предупредил его Джаскетт.

Я снова вступил в Спор.

– Обрати внимание еще на одну деталь, Стаббинс. Сезень, на котором повис Том был с кормовой стороны рея. Выглядит так, как будто парус перекинул его через рей. Если ветра хватило для сезня, мне кажется, его хватило бы и для паруса.

– Парус висел ниже рея или повис на нем? – спросил Стаббинс.

– Повис на рее, в том-то и дело. Более того, нижний край паруса перехлестнулся через рей на кормовую сторону.

Стаббинс явно удивился, услышав это, но прежде, чем он был готов выступить с новым возражением, слово взял Пламмер. Он спросил:

– А кто это видел?

Я ответил довольно резко:

– Я видел. И Вильямс. И еще, если уж на то пошло, второй помощник.

Пламмер молча закурил. Но Стаббинс завелся снова.

– Я считаю, что Том схватился за нижний край паруса и перетянул его через рей за собой, когда свалился.

– Нет! – оборвал его Том. – Сезень был под парусом, я даже не видел его. У меня не было времени схватиться за край, он быстро надулся и ударил меня в лицо.

– Тогда как же ты успел схватиться за сезень? – спросил Пламмер.

– Да не хватался он за него, – ответил я вместо Тома. – Сезень захлестнулся вокруг его запястья, и Том повис; в таком положении мы его и нашли.

– Ты хочешь сказать, что он не хватаются за сезень? – переспросил Квойн, попыхивая трубкой.

– Вот именно, – сказал я. – Если тебя сбило с ног и ты потерял сознание, как же ты схватишься за канат?

– Ты прав, – согласился со мной Джок. – Здесь ты совершенно прав, Джессоп.

– И все равно что-то здесь не так, – сказал Квойн.

Я продолжил, не обращая на него внимания:

– Во всяком случае, когда мы с Вильямсом нашли его. Том висел под реем, а сезень захлестнулся петлей в два кольца вокруг его запястья. Кроме этого, как я уже говорил, нижний край паруса перекинулся через рей в сторону кормы и под весом Тома удерживался в таком положении.

– Чертовщина какая-то, – сказал Стаббинс озадаченно. – Ничего не понятно.

Я взглянул на Вильямса, давая ему понять, что пришло время обо всем рассказать парням, но он покачал головой, и после секундного размышления я тоже пришел к выводу, что от этого, пожалуй, толку будет не много. У нас не было четкого объяснения тому, что произошло, и наши полуфакты-полудогадки лишь еще больше бы все запутали; единственно верным для нас в той ситуации было ждать и наблюдать. Если б у нас имелись хоть какие-то доказательства, тогда бы имело смысл рассказать все, что мы знаем, не рискуя сделать из себя всеобщее посмешище, а так... Я очнулся от своих мыслей.

Стаббинс все не унимался – теперь он обсуждал эту историю с одним из матросов. – Послушай, если нет ветра или почти нет, то такое невозможно; хотя черт его знает... Матрос сказал что-то в ответ, я не расслышал. Стаббинс продолжал:

– Я ни черта не понимаю. Голова идет кругом. Все очень похоже на сказку.

– Посмотри на его запястье! – сказал я.

Том вытянул правую руку, выставляя на всеобщее обозрение. Она заметно распухла в том месте, где ее перетянуло сезНем. – Вижу, – признал Стаббинс. – Что есть, то есть, только это ни о чем не говорит.

Я не ответил ему. Стаббинс был прав – это никому и ничего не говорило. И я больше не ввязывался в спор. А вам я рассказываю все это лишь для того, чтобы обрисовать, насколько живо было воспринято членами экипажа происшествие. Однако через какое-то время новые заботы отвлекли наше внимание; как я уже говорил, поцеловали иные события.

Последующие три дня прошли без каких-либо происшествий; а затем, на четвертый день, произошло нечто поистине мрачное и загадочное. Однако обстоятельства дела были настолько неосязаемыми, неуловимыми, как, надо отметить, и вся трагедия в целом, что только те, кто уже соприкоснулись вплотную с обступившим нас ужасом, могли до конца осознать его глубину и неотвратимость. Матросы в своем большинстве повели разговоры о том, что наш корабль невезучий и, как это часто происходит в подобных обстоятельствах, начались поиски библейского Ионы – козла отпущения. Но с другой стороны, я все же не возьмусь утверждать, будто никто из матросов не ощутил ничего пугающего, ужасного в случившемся; я уверен, что некоторые начали все понимать, и, думаю, Стаббинс в их числе, хотя сомневаюсь, что он в тот момент осознал хотя бы на четверть реальную опасность, скрывавшуюся за чередой тех странных событий, которые не давали нам спокойно спать по ночам. Однако он почему-то не ощутил присутствия опасности лично для себя, тогда как мне она была уже видна достаточно ясно. Полагаю, Стаббинсу недоставало воображения, чтобы из отдельных деталей сложить общую картину, проследить естественную связь событий и их развитие. С другой стороны, мне не следует забывать, что, конечно, он не имел представления о двух предыдущих происшествиях. Если 6 он знал о них, его позиция, быть может, совпадала бы с моей. До этого он был непробиваем, как это с некоторыми случается, – даже в случае с Томом и фор-бом-брамселем. Однако на этот раз, после того, о чем я собираюсь сейчас рассказать, он, похоже, немного проник созданием в тьму окружающей, нас бездны и увидел возможную угрозу.