Лев Князев - Сатанинский рейс

— Известные люди, я их запомнил, — проговорил Майский. — Опухший — это так называемый ученый: селекционер. Думаете, он вывел продуктивный скот или особо стойкие зерновые, чтобы помочь изголодавшемуся за время войны народу? Нет! Зато он сам никогда в жизни не знал, что такое лечь спать без сытного ужина. Отчего теперь и разваливается на ходу. А поддерживает его известный в свое время врач…

— Где, кстати, врач вашего этапа, Роберт Иванович? — прервал его капитан. Майский улыбнулся ему как человеку, упрямо не желающему его понимать.

— Где же ему быть? В твиндеках, следит за здоровьем контингента и оказывает посильную помощь.

— Он тоже из приговоренных?

— Естественно. Но живет в пятом твиндеке вместе с охраной, так что врач на посту, товарищ капитан. Но что может сделать медицина, если человек регулярно набивал утробу объедками или, простите, калом?

— Команда могла бы поделиться с контингентом, как вы их называете, качественной пищей, — не отводя глаз от стариков, сказал Берестов.

— Ай, бросьте сказать, говаривали в Одессе, — отмахнулся Майский. — Все они получили наказание по заслугам и пусть искупают свою вину. Оставим благотворительность для честных людей.

Ночью миновали пролив Лаперуза. Слева мерцал маячок на мысе Анива, справа, у темных скал Хоккайдо, скользили светлячки рыбацких шхун. Едва вывернули из-за мыса, как норд-ост шибанул по левой скуле, загудел в антеннах. Судно ударилось о волну, раз и другой, носовую палубу обдало веером ледяных брызг. В тесноте рулевой рубки Леонид Сергеевич сунул Николаю вертушку анемометра.

— Давай наверх, замерь ветер. Фонарь-то есть? — крикнул он уже вдогонку.

— У меня! — откликнулся Николай, карабкаясь по скобтрапу. Ветер бил в лицо. Николай выпрямился, вцепившись одной рукой в поручни, а в другой держа над головой прибор с бешено закрутившимися лопаточками — полушариями. Внизу на раскачавшейся палубе метались смутные тени. Кто-то глухо крикнул. Нос судна вскарабкался на гору, рухнул в пропасть, приняв на себя пенный гребень встречной волны, и она прокатилась по палубе метровым потоком, смывая все на своем пути. Грохнул выстрел. Николай, скатившись со скобтрапа, вбежал в рулевую.

— Тридцать пять метров в секунду, Леонид Сергеевич! Там стреляют…

— О’кей, одиннадцать баллов, товарищ капитан, — сказал второй помощник в телефонную трубку. — Кто стрелял? Выясним. Очевидно, на палубе — полундра. Есть! Включаю. Николай, включи прожектор! — крикнул он. Жуков гонял колесо штурвала, еле удерживая судно на курсе.

— Товарищ второй, скомандуйте в машину, чтобы оборотов прибавили. Руля не слушает, — попросил он Леонида Сергеевича. Тот закрутил рукоятку телефона, заговорил с вахтенным механиком.

Длинный расходящийся сноп света ударил в стену тумана, высветил мокрый салинг фок-мачты и, скользнув вниз, обнажил картину опустошения. Волна разом снесла все «скворечни» будто их никогда и не было на палубе. Лишь несколько досок висели, но и они вот-вот должны были заплясать на волнах Охотского моря.

В рубку вошел капитан, попросил пригласить начальника спецэтапа. Майский явился через несколько минут, на ходу протирая забрызганные водой очки.

— Выхожу на носовую палубу — и тут как ударит! — то ли восхищался, то ли возмущался он сиплым голосом. — Еле успел за угол. А этот дурак Мякинин увидел у борта человека, кричит: стой! Вместо того чтобы зацепить его, пока не смыло. Привычка, конечно…

— А кто стрелял, Роберт Иванович? — спросил капитан.

— Я же рассказываю: Мякинин у меня есть, тупица из тупиц, впрочем, в самый раз для службы. Он увидел — брыкается человек у борта, первая мысль — побег! Ну, и выстрелил, а волна подхватила сердешного. Здесь-то какие новости? — спросил он, проходя вслед за капитаном в штурманскую рубку и усаживаясь на диванчике.

— Никаких, если не считать стрельбы влет и того, что все гальюны и кухни — кроме одной — ушли. Об этом я и помечу в вахтенном журнале.

— Ну, что же, товарищ капитан, все случилось, как вы и предупреждали. У меня к вам нет никаких абсолютно претензий. Далеко ли еще ехать до Магадана?

— Идти, Роберт Иванович, идти. — Капитан согнул над картой витую шею настольной штурманской лампы. — Взгляните — вот Сахалин, мы — у мыса Анива, а здесь, вверху — Нагаево. Мне кажется, вам нехорошо? Укачались? — внимательно вгляделся он в сморщенное лицо Майского.

— Суток трое-четверо? — пропустил мимо ушей вопрос Майский. — Выдержим, товарищ капитан, пусть у вас об этом голова не болит.