Рэймонд Чандлер: Высокое окно

– Это абсолютно невозможно, – спокойно сказала Мерле, глядя на кончик моего носа. – Миссис Мердок всегда была очень добра ко мне. Это правда, я не очень хорошо все помню… но вы не должны говорить о людях такие ужасные вещи.

Я достал конверт, который нашел у Ваньера. Две фотографии и негатив. Я подошел к ней и положил снимок ей на колени.

– О'кей, посмотрите вот это. Ваньер снял это с противоположной стороны улицы.

Она взяла снимок.

– Как, это же мистер Брайт, – сказала она. – Не очень удачная фотография, правда? А это миссис Мердок – тогда она была миссис Брайт – прямо за ним. Мистер Брайт, кажется, очень рассержен. – Мерле подняла глаза и посмотрела на меня с каким-то тихим любопытством.

– Если он здесь кажется рассерженным, – сказал я, то посмотрели бы вы на него несколькими секундами позже, когда он шлепнулся.

– Когда он – что?

– Посмотрите же, – сказал я с ноткой отчаяния в голосе. – На этой фотографии заснята миссис Элизабет Брайт Мердок, выпихивающая своего первого мужа из окна офиса. Он падает. Посмотрите на положение его рук. Он визжит от ужаса. Она стоит за ним, и ее лицо искажено ненавистью – или чем-то вроде того. Вы что, не понимаете? Именно это доказательство Ваньер и держал у себя все эти годы. Мердоки никогда не видели этого снимка и никогда по-настоящему не верили в его существование. Но он существовал. Я нашел его вчера, благодаря такой же чистой случайности, как та, благодаря которой его удалось сделать. Это можно расценить просто как торжество справедливости. Вы понимаете?

Мерле еще раз посмотрела на фотографию и отложила ее в сторону.

– Миссис Мердок всегда была очень добра ко мне, – сказала она.

– Она сделала из вас козла отпущения, – скзал я неестественно спокойным голосом, как режиссер на скверной репетиции. – Она хитрая, жестокая, хладнокровная особа. Я отдам ей снимок. Я очень хотел бы отдать ей снимок в комплекте с крупнокалиберным ружьем на слонов. От этого меня удерживает только мое хорошее воспитание.

– Да, – сказала Мерле. – Это так. – И я видел, что она слышит только каждое третье слово и услышанному не верит. – Вы никогда не должны показывать это миссис Мердок. Это страшно огорчит ее.

Я взял фотографию, разорвал ее на мелкие клочки и выбросил в мусорную корзинку.

– Может быть, вы когда-нибудь пожалеете о том, что я это сделал. – Но о том, что у меня есть негатив и еще один снимок, я умолчал. – Может быть, однажды ночью – три месяца… три года спустя – вы проснетесь и поймете, что я говорил вам правду. И, может быть, тогда вам захочется взглянуть на фотографию еще раз. Но я могу и ошибаться. Может быть, вас как раз очень разочарует тот факт, что вы никого не убивали. Это мило. В любом случае это очень мило. Теперь мы спускаемся вниз, садимся в машину и едем в Вичиту навестить ваших родителей. Не думаю, что вы вернетесь к миссис Мердок, но я и здесь могу заблуждаться. И больше об этом мы говорить не будем. Никогда.

– У меня нет денег, – сказала Мерле.

– У вас есть пятьсот долларов, которые послала вам миссис Мердок. Они у меня в кармане.

– Это ужасно мило с ее стороны, – сказала Мерле.

– О-о, дьявольщина, – простонал я и вышел в кухню хватить полстаканчика перед отъездом.

Мне не полегчало. Мне просто захотелось вскарабкаться по стене и прогрызть себе выход в потолке.

Я отсутствовал десять дней. Родители Мерле были робкие, добрые, спокойные люди, жившие в старом домике на тихой тенистой улочке. Они поплакали, когда я рассказал им ту часть истории, которую им можно было знать. Они сказали, что рады возвращению дочери, что будут заботиться о ней, и сильно винили себя во всем – и я не мешал им это делать.

Когда я уезжал, Мерле в домашнем фартучке раскатывала тесто для пирога. Она вышла к двери, вытирая руки о фартук, поцеловала меня в губы, заплакала и убежала в комнату, после чего в коридоре появилась ее мать и с доброй широкой улыбкой проводила меня и помахала вслед моей машине.

Когда их домик исчез за поворотом, у меня возникло такое забавное ощущение, будто я написал стихотворение и оно было прекрасным, но я потерял его и никогда больше не вспомню.

По возвращении я позвонил Бризу и отправился к нему разузнать, как продвигается дело Филипса. Они раскрыли его очень аккуратно, в правильном соотношении используя жесткую логику и всегда присутствующую интуицию. Супруги Морни в полиции так и не появились, но кто-то позвонил в управление, сообщил о выстреле в доме Ваньера и быстро повесил трубку. Эксперту совсем не понравились отпечатки пальцев на пистолете. Но, в конце концов, все согласились с тем, что это было самоубийство. Потом один следователь по имени Лаки из Центрального управления решил проверить пистолет и обнаружил, что пистолет с таким описанием разыскивается в связи с делом Филипса. Хенч опознал его, и, что гораздо важней, на кольте удалось найти половину отпечатка его пальца.