Александр Дюма - Виконт де Бражелон или десять лет спустя. Том 2

– Да, государь. Вы действительно сказали это.

– Я передумал, господин де Бражелон; король действительно не назначил срока для вашего возвращения, но он просил меня позаботиться о том, чтобы вы не скучали в Англии; очевидно, вам здесь не нравится, если вы просите меня отпустить вас?

– Я не говорил этого, государь.

– Да, но ваша просьба означала, что жить в другом месте вам было бы приятнее, чем здесь.

В это мгновение Рауль обернулся к двери, где, прислонившись к косяку, рядом с герцогом Бекингэмом, стояла бледная и расстроенная мисс Грефтон.

– Вы не отвечаете? – продолжал Карл. – Старая пословица говорит:

«Молчание – знак согласия». Итак, господин де Бражелон, я могу удовлетворить ваше желание; вы можете, когда захотите, уехать во Францию. Я вам разрешаю.

– Государь!.. – воскликнул Рауль.

– Ах! – вздохнула Мэри, сжимая руку Бекингэма.

– Сегодня же вечером вы можете быть в Дувре, – продолжал король, прилив начинается в два часа ночи.

Ошеломленный Рауль пробормотал несколько слов, похожих не то на благодарность, не то на извинение.

– Прощайте, господин де Бражелон. Желаю вам всех благ, – произнес король, поднимаясь с места. – Сделайте мне одолжение, возьмите на память этот брильянт, который я предназначал для свадебного подарка.

Мисс Грефтон, казалось, сейчас упадет в обморок.

Принимая брильянт, Рауль чувствовал, что его колени дрожат. Он сказал несколько приветственных слов королю и мисс Стюарт и подошел к Бекингэму, чтобы проститься с ним.

Воспользовавшись этим моментом, король удалился.

Герцог хлопотал около мисс Грефтон, стараясь ободрить ее.

– Попросите его остаться, мадемуазель, умоляю вас, – шептал Бекингэм.

– Напротив, я прошу его уехать, – отвечала, собравшись с силами, мисс Грефтон, – я не из тех женщин, у которых гордость сильнее всех других чувств. Если его любят во Франции, пусть он возвращается туда и благословляет меня за то, что я посоветовала ему ехать за своим счастьем. Если его, напротив, там не любят, пусть он вернется, я буду любить его по-прежнему, и его несчастья нисколько не умалят его в моих глазах. На гербе моего рода начертан девиз, который запечатлелся в моем сердце:

«Habenti parum, egenti cuncta» – «Имущему – мало, нуждающемуся – все».

– Сомневаюсь, мой друг, – вздохнул Бекингэм, – что вы найдете во Франции сокровище, равное тому, которое оставляете здесь.

– Я думаю, или, по крайней мере, надеюсь, – угрюмо проговорил Рауль, – что моя любимая достойна меня; если же меня постигнет разочарование, как вы пытались дать попять мне, герцог, я вырву из сердца свою любовь, хотя бы вместе с нею пришлось вырвать сердце.

Мэри Грефтон взглянула на Рауля с невыразимым состраданием. Рауль печально улыбнулся.

– Мадемуазель, – сказал он, – брильянт, подаренный мне королем, предназначался для вас, позвольте же мне поднести его вам; если я женюсь во Франции, пришлите его мне, если не женюсь, оставьте у себя.

«Что он хочет сказать? – подумал Бекингэм, в то время как Рауль почтительно пожимал похолодевшую руку Мэри.

Мисс Грефтон поняла устремленный на нее взгляд герцога.

– Если бы это кольцо было обручальное, – молвила она, – я бы его не взяла.

– А между тем вы предлагаете ему вернуться к вам.

– Ах, герцог, – со слезами воскликнула девушка – такая женщина, как я, не создана для утешения таких людей, как он!

– Значит, вы думаете, что он не вернется?

– Нет, не вернется, – задыхающимся голосом произнесла мисс Грефтон.

– А я утверждаю, что во Франции его ждет разрушенное счастье, утраченная невеста… даже запятнанная честь… Что же останется у него, кроме вашей любви? Отвечайте, Мэри, если вы знаете ваше сердце!

Мисс Грефтон оперлась на руку Бекингэма и, пока Рауль стремглав убегал по липовой аллее, тихонько пропела стихи из «Ромео и Джульетты»:

Нужно уехать и жить

Или остаться и умереть.

Когда замерли звуки ее голоса, Рауль скрылся. Мисс Грефтон вернулась к себе, бледная и молчаливая.

Воспользовавшись присутствием курьера, доставившего письмо королю, Бекингэм написал принцессе и графу де Гишу.

Король был прав. В два часа ночи, вместе с началом прилива, Рауль садился на корабль, отходивший во Францию.

Король уделял много внимания портрету Лавальер, так как ему очень хотелось, чтобы портрет вышел получше и чтобы сеансы тянулись подольше.

Нужно было видеть, как он следил за кистью, ждал окончания той или иной детали, появления того или другого тона; он то и дело предлагал художнику различные изменения, на которые тот почтительно соглашался.