Дмитрий Гордон: Березовский и Коржаков. Кремлевские тайны

— Вы неоднократно говорили, что не любите так называемых целовальников — мужчин, которые при встрече друг с другом лобзаются. Часто ли приходилось этим заниматься на службе?

— И сейчас иногда приходится, но я стараюсь только щекой прикоснуться — изобразить, так сказать, целование. Смешно смотреть, как некоторые прижмутся и чмокают — обычно так женщины делают, чтобы косметику себе не портить: чмоки слышны, но видно, что нет поцелуев.

— Когда-то вы публично посоветовали министру обороны России Павлу Грачеву застрелиться — почему?

— Так это же он практически подбил Ельцина на войну в Чечне! Конечно, есть здесь вина и Филатова, и Савостьянова, и других, но Паша-то мог сказать, чем это чревато, тем более что сам был в Афганистане. Он должен был предупредить: «Нельзя этого делать», а Грачев, наоборот, с три короба наобещал: «Мы сейчас десантируемся одним полком и все», — то есть хотел первому лицу понравиться, угодить. Чем Паша плох? Пытался угадать желание президента, когда тот его еще не озвучил.

— Опасное дело!

— Вот именно, а я этого терпеть не могу! Почему я одиннадцать лет рядом с Ельциным продержался? Потому что никогда не торопился исполнять на свою голову первый приказ: знал, что через десять минут может поступить второй — об отмене.

— Вы дружили с Барсуковым и Сосковцом, даже в тяжелое время, когда вас троих уволили, были вместе, но потом вслух посетовали, что ваши друзья скурвились…

— Ну, о Сосковце я не так выразился: о нем сказал одно, о Барсукове — другое, а журналистка их по ошибке в одну кучу смешала. Я же крестил и Олега, и его внука, поэтому, с одной стороны, мы кумовья, а с другой — он мой крестник. Я говорил, что неприлично вести себя так по отношению к крестному отцу, не положено — нас учили, что должно его почитать. Кстати, в прессе опять все переврали: написали, что он наш с Барсуковым крестный отец. Как обычно, вышло: слышали звон, да не знают, где он, — всегда надо к первоисточнику обращаться…

…Барсуков действительно оказался человеком с гнильцой. Пока Коржаков работал, они все, мной прикрываясь, набивали себе мошну, поэтому до сих пор рта не разевают, молчат. Якобы такие хорошие, замечательные: и Бородин, и Барсуков, а на самом деле все они очень богатые и знают, что нажили деньги нечестным путем. Я, например, не боюсь проверок — на случай, если налоговая предъявит претензии, собрал все финансовые документы и чеки, из которых видно, где, сколько и за что получил, а вот если их кое-куда пригласят, показать будет нечего.

— В одном интервью вы подчеркнули: ошибка Ельцина состояла в том, что он окружил себя евреями. Кого вы имели в виду?

— В администрации президента евреем был каждый второй: Илюшин, Филатов, Сатаров… Пожалуйста, ради бога, я же не против них, но если, допустим, у нас в России евреев один процент, то почему в администрации их должна быть половина?

— Хм, а чем это вы объясните?

— Ну, так у Ельцина жена ведь еврейка. Вы что, разве не знали?

— Нет!

— Ее девичья фамилия Гирина — чисто еврейская, а взять имя… Сестра у нее Роза, она — Наина: какой русский так назовет дочерей? Я Ельцину как-то сказал: «Борис Николаевич, Наиной особо вы не хвалитесь». Он сразу набычился: «А что тут такого? Еще Пушкин в своей поэме «Руслан и Людмила» это имя прославил». Я: «Вы хоть раз поэму читали?». — «Нет!». — «Там Наина — злой гений, колдунья, Пушкин вывел ее именно как отрицательный персонаж». Тогда он придумал новую версию: якобы в детстве его супруга была Настей, потом сокращенно ее стали звать Ная, а затем бабах! — и в шестнадцать лет в паспорте вдруг записали Наиной. Такую историю выдавал, и вроде бы проходило.

— Однажды, характеризуя Березовского, вы сказали, что он сумасшедший…

— Думаю, это давно всем понятно.

— Сумасшедший?

— Ну а как еще назвать человека, который начинает вдруг уговаривать кого-то убить, застрелить? Сперва мне казалось, что это шутка, но нет — все было всерьез. Он же ко мне приходил и просил, чтобы я Кобзона пришил, Лужкова, Гусинского…

Я-то совсем по другим вопросам общаться хотел, но он сразу переходил на «мокрые» темы.

— Хм, а каким образом вы должны были устранить, предположим, Кобзона?

— Я себе этого не представлял, поэтому сразу его оборвал: «Слушай, парень, соображай, что несешь, — это все не ко мне!».

— Существует ли аудиокассета, где он вас просит кого-то убить?

— Теоретически она, может, и есть, потому что у меня в кабинете писалось практически все, но я не могу рыться в архивах, искать, где там и что. Согласитесь, летом девяносто шестого я уходил достаточно неожиданно.