Димитрий Чураков - Победа советского народа в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов

Изъятие и передача на склады боекомплектов из дотов, танков, самолётов (многие склады, при этом, располагались слишком близко к границам, в результате уже в первые два дня они были подожжены авиацией противника или их пришлось взрывать самим отступающим советским частям).

Приказ изъять с погранзастав автоматическое оружие якобы для осмотра.

Полученное в самый канун нападения, 21 июня указание на просушку топливных баков самолётов.

Запрет на рассредоточение авиации округа и т. д.

Подобные странные приказы и распоряжения, увы, встречались в практике не только ЗапОВО. Последствия весьма трагичны – один из главных городов СССР Минск был захвачен уже 28 июня. Печальная участь постигла и командующего ЗапОВО Д. Г. Павлова. Его, как и некоторых других высших офицеров ЗапОВО расстреляли. Обвинение первоначально строили по статье 58 – «Измена Родине», но, в конце концов, приговор был вынесен по статьям «Халатность» и «Неисполнение должностных обязанностей».

Серьёзные просчёты допускали и некоторые партийные руководители. Так, в своём письме И. В. Сталину от 7 июля 1941 года член ВКП(б) с 1925 года С. Болотный сообщал о позорном поведении руководства Литовской ССР. «В день вероломного военного нападения фашистской Германии на нашу Родину, т. е. 22 июня с. г, – отмечается в документе, – правительство и ЦК КП (6) Литвы позорно и воровски бежали из Каунаса в неизвестном направлении, оставив страну и народ на произвол судьбы, не подумав об эвакуации гос. учреждений, не уничтожив важнейших государственных документов… Каунас, город небольшой, настороженное население видело караван транспорта правительственных автомашин, идущих на предельной скорости по направлению вокзала, нагруженных женщинами, детьми и чемоданами. Все это внесло деморализацию среди населения».

Чемоданные настроения охватили и некоторых лидеров УССР. Вот в каких резких тонах писал И. В. Сталин руководителю украинских коммунистов Н. С. Хрущёву 10 июля 1941 года: «Ваши предложения об уничтожении всего имущества противоречат установкам, данным в речи т. Сталина, где об уничтожении всего ценного имущества говорилось в связи с вынужденным отходом частей Красной Армии. Ваши же предложения имеют в виду немедленное уничтожение всего ценного имущества, хлеба и скота в зоне 100–150 км от противника, независимо от состояния фронта. Такое мероприятие может деморализовать население, вызвать недовольство советской властью, расстроить тыл Красой Армии и создать, как в армии, так и среди населения, настроения обязательного отхода вместо решимости давать отпор врагу». Верховный главнокомандующий де-факто обвинял Хрущёва в паникёрстве. Не на эти ли упрёки запоздало отвечал Хрущёв на XX съезде, создавая смехотворный миф о сталинской прострации? Но личная трусость Хрущёва – это ещё, разумеется, не кризис советской системы.

Иногда фальсификаторы аргументируют «крах» советской власти в годы войны быстрой трансформацией политического режима. Это выражалось, в частности, в смене привычных для конца 1930-х годов методов управления. Вместо них происходил переход к новым, часто более демократическим. Признавая данную тенденцию, никак нельзя согласиться с оценками её характера. Здесь необходимо учитывать два обстоятельства общетеоретического и практического плана.

Во-первых, советская система в годы войны видоизменялась далеко не только под давлением протестных настроений в обществе. Сам по себе резкий переход от мира к войне привёл к серьёзным переменам настройки аппарата власти с учётом динамики обстановки. Во-вторых, изменения шли и в течение всех предшествующих десятилетий , начиная с 1917 года. Абсурдно настаивать на том, что в годы войны этот непрерывный процесс рихтовки государственного механизма нужно было заморозить. Наконец, не стоит забывать судьбу имперской России. Косность политических институтов в конечном итоге привела её к гибели. Следовательно, гибкость советской системы служит доказательством её устойчивости , а не кризиса.

Начавшаяся война поставила на повестку дня решение многих новых задач. Одной из них была реконструкция политической системы СССР. Планы по превращению страны в единый военный лагерь имелись ещё до её начала. Но жизнь вносила свои суровые коррективы в прежние намерения. Заниматься отладкой государственной машины приходилось в чрезвычайных условиях.

Под натиском превосходящих сил врага Красная Армия с боями отходила. Нарушались налаженные в предвоенный период каналы и рычаги управления, в том числе армией. Насущной потребностью было и изменение идеологических установок. Нужно было по-другому, с учётом военного времени выстраивать систему взаимоотношений власти и общества. Без прочной смычки и взаимного доверия между ними о победе можно было бы забыть. Предстояло объединить волю миллионов людей и направить её на достижение общей цели. Каждый советский человек – от солдата до генералиссимуса – должен был выполнить свою часть общей задачи . Только так можно было переломить хребет врагу, навязавшему нам войну, не виданную прежде по своим масштабам и бесчеловечности.