Владимир Симиндей - Огнем, штыком и лестью. Мировые войны и их националистическая интерпретация в Прибалтике

К настойчивости в работе по установлению системы взаимосвязей между группами латышей во внутренних губерниях активистов комитета подталкивала боязнь «распыления» значительной части латышского народа на просторах России (у литовцев и эстонцев, в меньшей степени затронутых эвакуацией, столь серьезной озабоченности не было).

Так, в начале 1916 г. в Эстляндии и Лифляндии было зарегистрировано около 149 тыс. латышских беженцев, а во «внутренних» губерниях России – около 109 тыс. К середине года численность официально зафиксированных латышских беженцев достигала около 334 тыс. человек, фактическая же их численность оценивалась как в два раза большая. [51] Šalda V. Latviešu bēgļi Krievijā (1915–1920) // Latvijas arhīvi. 2005. Nr. 3. С. 8–9. Для оценки масштабов проблемы беженцев, отмечаемой латышскими историками, можно привести тот факт, что даже в некоторых удаленных губерниях латыши составляли самую большую диаспору среди перемещенных лиц. Например, по итогам переписи беженцев, проведенной в Архангельской губернии, на 1 сентября 1916 г. в ней обосновалось 4862 человека, из которых латыши составляли 2010 человек, поляки – 683, литовцы – 231, эстонцы – 56. [52] Трошина Т. И. Великая война… Забытая война…: Архангельск в годы Первой мировой войны (1914–1918): книга для учителей. Архангельск: КИРА, 2008. С. 130.

В советской историографии и пропагандистской публицистике преобладали критические нотки в отношении деятельности комитета, учитывая ее правонационалистический «уклон». В частности, упор делался на разоблачении хозяйственных махинаций верхушки комитета, обеспечившей себе вольготные условия существования на фоне военных тягот для основной массы латышского населения. [53] См., например: Мишке В. Кто такие латышские буржуазные националисты. Рига, 1956. С. 40–41.

В современной латышской историографии и учебно-пропагандистской литературе деятельность Центрального комитета помощи беженцам, напротив, описывается в превосходных тонах (отчасти не без основания), причем акцент делается не столько на практических вопросах, сколько на политических. Он оценивается как «кузница кадров» для будущей независимой Латвии, в которой отрабатывались навыки общественной и государственной работы с отчетливым национальным рефреном при успешной «лоялистской» маскировке и отсутствии каких-либо репрессий со стороны властей. В некоторых учебных пособиях этот аспект заостряется следующим образом: «В Петрограде был создан Латышский центральный комитет по оказанию помощи беженцам, который в то время являлся единственной руководящей организацией всего латышского народа» . [54] Баумерт И., Курлович Г., Томашунс А . Указ. соч. С. 54. В латышских эмигрантских публикациях также обращается внимание на роль этого комитета в постановке с декабря 1916 г. вопроса об «объединении разделенных частей латышского народа в едином и непобедимом организме», включая латгальцев Витебской губернии [55] Высказывание католического епископа, проф. Я. Ранцанса (цит. по: Šilde Ā . Latvijas vēsture. 1914–1940. Stokholma: Daugava, 1976. 20. lpp.). (хотя далеко не все из них считали себя латышами, а свой язык – лишь диалектом латышского).

В постсоветских учебниках проблема беженцев подана под специфически пропагандистским углом, критикующим царское правительство: « Положение беженцев было очень тяжелым, потому что правительство царской России о них не заботилось. Беженцы сами должны были организовывать помощь своим землякам. В эту работу активно включились представители латышской интеллигенции, которые в местах наибольшего скопления латышских беженцев в России создавали организации по оказанию помощи беженцам» . [56] Баумерт И., Курлович Г., Томашунс А . Указ. соч. C. 52–54. В другом учебнике утверждается (без контекста германского наступления): « Многих заставили стать беженцами силой русские войска. Оставшихся без родины и имущества беженцев в товарных вагонах развезли по всей России. Там они ютились в приютах, прозябали на станциях или в открытом поле. Помощь от правительства беженцам была незначительной» . [57] Курлович Г., Томашун А . История Латвии для основной школы. Рига: Zvaigzne ABC, 2002. C. 172.

Как известно, в июле 1915 г., под впечатлением от потери Курляндии, угрозы ее аннексии Германией, наплыва беженцев, а также смеси ярости и отчаяния в настроениях соплеменников, латышские депутаты в IV Государственной думе Я. Залитис и Я. Голдманис обратились в высшие военные инстанции с ходатайством об организации добровольческих латышских стрелковых батальонов. После утверждения 19 июля 1915 г. положения об организации латышских добровольческих батальонов эти депутаты были поставлены во главе Гражданского комитета и обратились к латышскому народу с невиданными ранее националистическими призывами, особо выделяемыми современными историками из Латвии: «Собирайтесь под латышскими знаменами!» [58] Блейере Д., Бутулис И., Зунда А., Фелдманис И. Указ. соч. С. 75. Впоследствии латышские батальоны были развернуты в 8 полков, объединенных в две бригады, не считая девятого – резервного.