Array Сборник - Штурмовики

Ой, нет… ещё не было, не было ещё, чтобы прям женские полки… Только создавались. И я об этом не знала.

– Вы почему пришли?

Я говорю:

– Не почему, а зачем! Я тоже хочу в штурмовую!

– Это далеко не дамский самолёт.

– А что, дамский самолёт – быть разведчиком?!

Так разгорячилась…

– Погибать – тоже не дамское дело!

А он – начальник политотдела 230-й дивизии – сказал: «У меня тоже дочь такая, медик, врач, где-то на фронте, нет писем ни мне, ни матери». Отнёсся ко мне по-доброму. И потом опекал меня по-всякому. А здесь пока: «Нет, нет и нет!»

А ребята уже в дверь постукивают потихонечку… боятся громко стучать. И вот он начал уже говорить про полк, а в конце концов:

– Я беру вас. Через два дня уезжаем, будьте готовы, поездом до Дербента.

В Дербенте стоял 7-й Гвардейский полк. Он входил в 230-ю дивизию. Приехала туда – меня опять встретили в штыки (мол, женщина-лётчик). Потом на спарке дали один провозной. А потом говорят:

– Бегите к боевому самолёту, сделайте полёт по кругу, высота 300 метров, посадка, как обычно.

Я говорю дрезбежащим голосом:

– Товарищ майор, дайте мне ещё один провозной полётик, пожалуйста!

– Нечего. Делайте полёт по кругу.

Техник встретил меня по-доброму. Села. Запустила, полетела. Сделала один полёт. Второй. Посадила, опять пошла…

Над Азовским морем летали, чтобы сделать круг. Аэродром на берегу. Я плавать не умею, боюсь воды: тонула, когда мама полоскала бельё… упала в воду. До сих пор боюсь её, плаваю только около берега.

Полёт: взлетаешь, разворот над морем, второй разворот над морем, третий и четвёртый развороты над морем, потом садишься на аэродром. Слышу – у меня мотор что-то такое после третьего разворота… а потом – остановился! Воды боюсь! Что делать?! Выпрыгивать не буду.

Ну, тут увидела склон горы. Я по этой высоте лечу, снижаюсь потихоньку, только бы мне не бахнуться. Выступает коса (там столько машин в оврагах!), и этот кусочек… и я направила его на этот кусочек – и посадила на колёса, и торможу, торможу, чтобы не свалиться. Вся стала мокрая. Такое состояние…

…потом вылезла на крыло осмотреться: где я, чего я. Смотрю – с аэродрома бегут, и все – в мою сторону. А впереди всех – доктор Козловский. Забрался на гору, говорит: «Голубушка ты моя, живохонькая, слава богу! Молодец, что посадила!»

Никакого разбора, ничего не было.

Потом был построен полк, не знаю зачем. Вдруг объявляют:

– Лейтенант Егорова, выйдите из строя!

Думаю, ну сейчас мне дадут по шее. Вышла. Стою.

– За отличную посадку в таком трудном месте… отличный вылет… объявляю благодарность! Командир полка.

Потом все захлопали. Сразу отошло всё. Вскоре полетели на фронт. Но летать над водой я всё равно очень боялась. И садиться в таких промывах.

– После этого к вам отношение изменилось?

– Да. Сразу по-другому! Я была очень благодарна Козину, командиру полка. Я помню, он летал домой (у него в Горьком жена и маленькая дочка, 3–4 годика), и вот он от них приехал. А мы идём с замполитом полка – и командир навстречу. Достаёт карточку, показывает. Я говорю:

– Какая девочка хорошенькая!

Жена с дочкой на фотографии. Он говорит – наследница. А потом он погиб… я очень жалела.

– У вас же было общежитие с трёхъярусными кроватями…

– Да. Под землёй, как в норе. Полуземлянка. Я там только одну ночь ночевала. А потом меня – в домик. Я ж чуть там богу душу не отдала, угорела. А ребята шли мимо с гулянки, увидели – свет горит:

– О, пошли на огонёк!

И стали стучать. Я пришла в себя, слышу стук. А закрывалась заслонкой с коридора. Как-то доползла – и упала. Губу разбила, всё было в крови. Опять упала. Меня подхватили. Почувствовали – сильный угар. Они меня одели, обули. Я ничего не соображаю. Они меня под руки – и понесли на воздух. До утра почти меня водили. Я уже плачу: «Я больше не могу! Отведите меня обратно!»

Утром приезжал посыльный: полк строится. Я пришла туда, командир полка посмотрел на меня – говорит:

– В санчасть – немедленно!

Я такая «красивая» была… Два дня полежала, а потом опять на занятия пошла.

– В полку больше не было ни одной женщины?

– Это не полк, там со всех полков было собрано. Боже мой, сколько нас было в Самаре! Потом на Кубани были оружейницы. Я одну спрашиваю, как можно шесть штук бомб подвесить под самолёт, а она мне говорит: «Коленочкой, коленочкой». Никакого приспособления не было, все девчонки остались изуродованы. Рожать не могли. Переписывалась я со многими. Потом их как-то быстро не стало. Умерли почти сразу все.