Дело мое пугало меня. Сотни «кинолент», на которые гибель линкора была снята с разных точек, разными объективами и на разных «пленках», были разорваны в клочья и рассеяны по всему городу, по всей стране. Я собираю их куски, монтирую эпизоды, отдельные кадры… Жуткие кадры! Но они должны быть выстроены в единую картину.
В те горячие суматошные дни, когда блокноты пухли от записей «показаний» участников трагедии и очевидцев, неожиданно пришла весьма ощутимая помощь от начальника Технического управления Черноморского флота контр-адмирала-инженера Юрия Михайловича Халиулина. Год назад мы ходили с ним на ракетном крейсере «Москва» в Варну, к мысу Калиакрия, почтить память адмирала Ушакова, одержавшего там блестящую победу над турками. Юрий Михайлович пригласил меня в свой кабинет, разложил на столе чертежи «Новороссийска» и документы с не снятым еще грифом «Секретно».
– Читай, – сказал он. – Вникай. Но только ничего не записывай.
Он ушел, оставив меня наедине с бумагами. Я читал и ничего не записывал: я не имел права подводить Халиулина. Ведь он и так пошел на нарушение режима секретности. И сделал это не ради меня, а в память тех офицеров-механиков, которые почти все погибли на боевых постах в недрах линкора. Юрий Михайлович, сам корабельный инженер-механик, хотел, чтобы подвиг его коллег был не забыт, был бы достойно отражен в будущей книге. Я всегда плохо запоминал цифры. А здесь, в документах, их было множество. Тогда я стал затверживать по три числовых значения; потом выходил в туалет и там записывал, что называется, на манжетах: площадь пробоины, глубина под килем, расстояние линкора до берега. Потом возвращался, и снова запоминал три важных цифровых величины, и снова отправлялся в туалет: быстро набрасывал – количество погибших при взрыве, количество погибших после опрокидывания, точное время поворота оверкиль… Если бы за мной вел наблюдение какой-нибудь особист-режимщик, он бы точно решил, что у меня приключилось расстройство желудка. Однако через год-другой все эти цифры и многие другие цифры и факты, засекреченные в 1988 году, были обнародованы в книге Бориса Каржавина, который получил допуск для работы с архивными документами по «Новороссийску». Я этот допуск не оформлял. Документы могут лежать в архивных папках десятилетиями, а живые участники события, знающие многое из того, что не отражено в официальных бумагах, уходят из жизни каждый год. Поэтому я искал и расспрашивал, расспрашивал и искал. И не только в Севастополе, но и в Москве, и в Питере… Это были те самые люди, на показаниях которых составлялись документы Госкомиссии. Но только тогда они были придавлены прессом страха перед большими чинами, они еще не оправились от пережитого шока, а сейчас они вспоминали и рассказывали все – без оглядки на строгих следователей в погонах. У следователей есть поговорка: «Врет, как очевидец». Да, люди по-разному воспринимают одни и те же вещи, по-разному излагают одни и те же события. Но ведь и документы пишут тоже люди, да еще с оглядкой на то, что эти бумаги будут читать большие начальники. Поэтому и в документах не всегда запечатлена истина. Книга Каржавина, построенная на одних архивных документах, вызвала самые противоречивые толки среди уцелевшего экипажа «Новороссийска», заставила их писать коллективные протесты. Как бы там ни было, но я работал в первую очередь с людьми, быть может, повторяя их заблуждения, неточности, но вбирая в себя боль матросской души, впечатывая в свою память их мужество, их разумение причин и следствий самой страшной нашей морской трагедии.
По великому счастью, меня познакомили с вдовой командира электротехнического дивизиона Ольгой Васильевной Матусевич. Она собрала обширный фотоархив, в котором можно увидеть лица всех погибших на корабле моряков – свыше шестисот портретов.
Мне удалось разыскать и побеседовать с вдовой героически погибшего на «Новороссийске» начальника Техупра ЧФ инженер-капитана 1-го ранга Виктора Иванова – с Ниной Григорьевной Зленко, со вдовами старпома капитана 2-го ранга Григория Хуршудова и помощника командира капитана 2-го ранга З. Сербулова, офицеров БЧ-5 Михалюка и Мартынова… Крупицы правды о гибели линкора я узнавал из первых уст. Мне удалось поговорить даже с бывшим командующим Черноморским флотом в тот роковой год – вице-адмиралом Виктором Пархоменко. Информационный диапазон был предельно широк – от комфлота и командира аварийно-спасательной экспедиции до матросов, которым удалось выбраться из стального гроба… Дюжина блокнотов с рассказами очевидцев, пакеты с фотографиями, ксероксы документов, схем, рисунков… В папке «особой важности» хранилась запись беседы с командиром отряда боевых пловцов Черноморского флота капитаном 1-го ранга Юрием Плеченко, с сотрудником контрразведки ЧФ Евгением Мельничуком, а также с адмиралом Гордеем Левченко, который в 1949 году перегонял линкор «Новороссийск» из Албании в Севастополь.
Читать дальше