В середине января 1942 года немецкая разведка выпустила бюллетень «Опыт войны на Востоке», где обобщила основные особенности русских атак: «Атаки русских проходят, как правило, по раз и навсегда данной схеме – большими людскими массами и повторяются несколько раз без всяких изменений. Наступающая пехота компактными группами покидает свои пехотные позиции и с большого расстояния устремляется в атаку с криком “Ура”. Офицеры и комиссары следуют сзади и стреляют по отстающим воинам. В большинстве случаев атаке предшествует разведка боем на широком фронте, которая после прорыва или просачивания в наше расположение переходит в решительное нападение с тыла и фланга» [Бешанов, 2003]. А вот вспоминает рядовой солдат Вермахта Эрвин Х. при встрече с Никулиным. Кстати, оба воевали под Ленинградом, у полустанка Погостье…«что за странный народ? Мы наложили под Синявино вал из трупов около двух метров, а они всё лезут и лезут под пули, карабкаясь через мертвецов, а мы всё бьём и бьём, а они лезут и лезут…» Для немцев, воевавших на Восточном фронте, атаки русской пехоты до конца войны были похожи на безумие яростной толпы, и навсегда остались в памяти». Далее Никулин вспоминает наши атаки со своей стороны: «…не было на передовой крика «за Сталина»! Комиссары пытались вбить это нам в головы, но в атаках их не было. Выйдя на нейтральную полосу, вовсе не кричали «за Родину!», «за Сталина!» как пишут в романах. Над передовой слышался хриплый вой и густая матершинная брань, пока пули, или осколки не затыкали им орущие глотки. До Сталина ли им было, когда смерть рядом». И невольно задаёшь себе безответный вопрос? Да какие же кретины из командиров разных уровней имели право посылать в не подготовленную и бессмысленную атаку необученных военному делу мужиков, да ещё на не подавленные своим огнём вражеские пулемёты. Ведь они сознательно гнали их толпами в смерть, выполняя приказ вышестоящего командира, совершая при этом тяжкое воинское преступление. Да беда в том, что фамилии этих горе-командиров никогда и нигде у нас не называют, ни в печати, ни устно, и напрасно. Своих антигероев россияне должны бы знать каждого пофамильно и всегда помнить о их безнаказанном злодействе на войне.
Заканчивая эту печальную главу, хочу напомнить читателям, что потери наших войск при отступлении составили 1:12. Убивали одного немца, а теряли при этом двенадцать своих воинов. При освобождении же этих территорий соотношение было 1:3,5. И снова потери не в нашу пользу. Причём на стороне врага четыре года войны сражались против советских солдат около полутора миллионов советских граждан. Так, в Сталинградскую битву в армии Паулюса оказалось 51 800 бывших советских воинов, сражавшихся на стороне гитлеровцев. Что заставляло их, бывших воинов РККА, граждан передового социалистического строя, так яростно сражаться насмерть на стороне гитлеровских войск, погибающих в окружении от голода и холода? Есть повод для серьёзных размышлений, поскольку в окружении под Вязьмой и Киевом, да и в других котлах, советские войска больше одной недели не сражались.
Снова возвращаюсь к книге «Ледокол», поскольку считаю эту книгу В. Суворова главной книгой о войне в его творчестве, а всё, что он написал после неё, – это дополнение к ней в более подробном изложении некоторых вопросов, недостаточно описанных в его главной книге. И я, продолжая размышлять об этой книге, иногда вынужден буду выходить за её формат, не нарушая целостности концепции, изложенной автором, а возможно, дополню, уточню или укажу на допущенные автором неточности при рассмотрении некоторых вопросов. В книге «Главная книга о Второй мировой войне» автор пишет: «Осенью 1940 года были созданы так называемые “Трудовые резервы”. Миллионы подростков принудительно посадили на казарменное положение, прикрепили к военным заводам и заставили вкалывать. Механизм закабаления был простым. Было объявлено, что жизненный уровень советского народа поднялся так высоко, что за обучение в вузах и старших классах школ следует платить. Но гражданам платить было нечем, поэтому из старших классов и высших учебных заведений валом повалил народ. Остались только те, которым было чем платить. А обо всех остальных наша родная власть проявила заботу – в “Трудовые резервы”. Ты туда попадаешь по мобилизации, а побег из “Трудовых резервов” (попадали туда с 13–14 лет) был возведён в ранг уголовного преступления. “Обучение” в учебных заведениях трудовых резервов – два года с сочетанием выполнения производственных норм. Тебя будут учить, потом за эту учёбу нужно было 4 года отработать на этом заводе, к которому тебя приписали, без права выбора места работы и условий труда» [Виктор Суворов, 2011, с. 35].
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу