Евгений Ежуков - Пограничная стража России от Святого Владимира до Николая II

По словам Федора Даниловича, Новгород, добившись независимости, имел свое самоуправление, решающий голос в котором принадлежал народному собранию – вече. Но это была только видимость народной власти. На деле же она сосредоточилась в руках господы – верхушки бояр, объединявшей триста «лучших мужей». Народ, «выпустив пар» на шумных и бурных вече, наивно полагал, что он вершит судьбу города, но правили им все же бояре. Имея деньги, они могли влиять как на своих сторонников, так и на противников и добиваться того, что было выгодно им.

Править в городе было нелегко, одной силы еще недостаточно. Андрей Боголюбский пробовал и «добром и лихом» – привел под стены города чуть ли не всю свою рать, три дня воевал, а на четвертый был разбит. Теперь новгородцы считают день победы над ним своим праздником и отмечают его каждый год. «В посадниках и князьях мы вольны», – говорили новгородцы, и не один князь слышал их холодные речи, требовавшие покинуть город: «Кланяемся тебе, княже! Ты себе, а мы себе!»

Таков был Господин Великий Новгород.

Обширна и богата была его земля. От Финского залива до Каменного пояса (Уральские горы) тянулись его владения с запада на восток. Весь север Руси до Смоленского княжества на юге подвластен ему. Ижоряне и волжане, карелы и финны платили ему дань медом и воском, драгоценным моржовым клыком, мехами, рыбой и серебром. И все было бы хорошо, да вот беда: нет мира на западных новгородских границах.

Слушал Александр, и все тревожней становилось у него на душе. В 1202 году рижский епископ Альберт, папский ставленник, основал здесь Орден немецких рыцарей-меченосцев. Под флагом утверждения католического христианства рыцари вооруженной рукой захватывали земли местных народов, подчиняя их власти магистра. Орден, покорив живущих в низовьях Западной Двины ливов, стал называться Ливонским. Его аппетиты все время росли, угрожая независимости всех восточных славян. Он уже захватил основанный еще Ярославом Мудрым город Юрьев, переименовав его в Дерпт. Положение осложнялось еще и тем, что литовцы не ощущали для себя опасности со стороны немцев, не искали союза с русскими в борьбе против общего врага, а, наоборот, сами все чаще нападали на их земли.

Уже тогда Александр понял, что княжение здесь не будет спокойным и войны с ливонцами не избежать. А когда вскоре умер старший брат Федор, то у него уже не оставалось сомнений, что оборона западных границ ляжет на его юные плечи.

За пониманием последовали дела. Новгородцы все чаще видели молодого, ладно скроенного княжича вместе с дружиной, переданной ему отцом. Он рос, набирался опыта, мужал. Но история отпустила ему немного времени для подготовки.

Когда Александру исполнилось шестнадцать лет, отец, Ярослав Всеволодович, собрал новгородское вече. Крепко обняв сына, он вручил ему меч – символ наместника. Новгородцы не противились: им нравился молодой князь. Сдержанный и немногословный, он молча поклонился жителям этого славного города, которых успел узнать и полюбить и с которыми теперь ему предстояло долгие годы вместе защищать рубежи родной земли.

Ярослав Всеволодович уехал в Киев, и Александр остался один. Юность кончилась. Начиналась взрослая жизнь, полная тревог и борьбы. Случилось это в 1236 году.

А на востоке, за Волгой, в это же время происходили события, которым суждено было круто изменить судьбу Руси. В 1235 году монгольская знать решила, что наступило время выполнить волю Чингисхана и покорить Европу «до самого моря». Собранное со всех улусов войско спешно готовилось к походу. В тот год, когда Александр начинал княжить в Новгороде, оно, предводимое ханом Бату, вышло на Каму. До похода на Русь оставались считаные месяцы.

Александр родился всего на три года раньше сражения русских с монголо-татарами на Калке, о котором много потом говорили, и поэтому знал, какой тяжелый след в сознании людей оставила эта битва. Еще в детстве ему рассказывали былины о гибели русских богатырей и всего «цвета русского воинства» в этом первом столкновении с новой волной жестоких и коварных кочевников. Много говорили и о том, что суздальский полк, посланный на помощь Киевскому князю, тогда уцелел лишь чудом, опоздав к месту сражения. И все почему-то думали, что власть суздальских князей будет вечной, что монголо-татары не осмелятся идти войной на Русь, а будут кочевать в степях Причерноморья. Факты же настораживали. Ханские посольства несколько раз приезжали во Владимир, предлагая союз в борьбе с половцами. Посещали монголы и Венгрию. «Неужели, – думал Александр, – они настолько слабы, что сами не могут справиться с половцами?» Что-то зловещее крылось в глазах у послов, когда они смотрели на русские дружины, на укрепления городов, на золоченые купола церквей… И глубокая тревога селилась в сердце молодого князя, и теперь, получая известия о приближении монголо-татар к русским границам, Александр с горечью видел, что никто из князей, увлекшись междоусобной борьбой, не думал о совместной обороне Руси, не предполагал соединить полки в единое войско и дать им полевое сражение еще на дальних подступах. Все рассчитывали отсидеться за стенами своих крепостей. Совсем скоро этим князьям суждено будет убедиться в близорукости своей политики.