Николай Хохлов - Ликвидатор с Лубянки. Выполняя приказы Павла Судоплатова

Из угла, где устроился Поль, раздается вдруг резкое дребезжание. Все нервно оборачиваются. Поль краснеет до ушей и начинает крутить свои ручные часы. Дребезжание прекращается.

– Будильник… – поясняет Поль и поворачивает к нам запястье со швейцарским будильником миниатюрных размеров. – Забыл выключить будильник.

Все смеются. Невольно улыбаюсь и я. А что мне особенно мудрить. Ни стесняться, ни бояться нечего. Надо попроще и попрямее.

– Наша встреча получилась немного экспромптом, – начинаю я, – я даже не знаю, что вам обо мне известно…

– Очень мало, – вмешивается Околович предупреждающим тоном. – Я рассказал, что к нам пришел советский офицер, приехавший по секретному поручению своей службы за границу. Спас фактически мне жизнь. Семья его осталась в Советском Союзе. Теперь надо помогать ему перехитрить свое начальство. Это одно. А второе, самое главное, – надо спасать его семью. Вот и все, что я рассказал. О чем говорить из остального – решайте уж сами.

– Да… О чем говорить… – медленно, как эхо, повторяю я. – При такой встрече самое сложное – это проблема взаимного доверия. Я понимаю, что имею дело с представителями разведки или контрразведки. Это обстоятельство меня немного тревожит. Лучше сказать с самого начала, кто я такой, чтобы не играть в прятки. Тем более что вы поняли бы это быстро и сами. Я офицер советской разведки. Приехал сюда на Запад в связи с особым заданием. И попал на эту квартиру только потому, что господин Околович считает вас людьми, на честное слово которых можно положиться. Дело в том, что я пришел к НТС и ничьим агентом становиться не собираюсь. Конечно, ваш ведомственный интерес сосредоточится на том, что я могу знать. Вот тут и будут трудности. Я не могу рассматривать наши переговоры как торг. И никогда не пришел бы к вам, как к разведчикам. Америку я почти не знаю. Но если судить хотя бы по советской пропаганде, эта страна занимает сегодня ведущее место в борьбе против коммунизма. Поэтому я и верю, что у НТС как у русской революционной организации, борющейся против советской власти, могут быть искренние союзники среди американцев. Союзники, которые не столько пытаются заполучить выгоду на несчастии русского народа, сколько понимают, что борьба у нас общая. Когда Георгий Сергеевич заговорил о помощи со стороны иностранцев, я мысленно увидел таких бескорыстных друзей, с которыми не нужно будет торговаться, с которыми можно будет разговаривать, не боясь, что «коготок увяз, всей птичке пропасть».

– Но вы понимаете и наше положение, – вмешался Поль, – у нас есть свое государство, свое начальство. Торговаться мы тоже не намерены. Но если вы просите помощи у нас, то и мы можем просить помощи у вас. Союзники, так с двух сторон.

– Да. Я понимаю. Все зависит от того, как наладятся наши взаимоотношения. Те сведения, которые ваше государство использует не против моей Родины, а против советской власти, я, конечно, могу вложить в общий котел нашей борьбы. Ну, например, сведения об агентуре, которая заслана на Запад с заданиями по диверсиям, саботажу, убийствам. Такие дела и такие агенты русскому народу не нужны и только порочат его имя. Может быть, найдутся и другие данные, раскрытие которых ударит по самой системе. Но это столь ответственный шаг, шаг, который может повлечь за собой такие опасные последствия для моей семьи и для меня, что говорить о таких вещах чересчур рано. Вот, если выяснится, что вы и ваша служба являетесь действительно теми союзниками, о которых я говорил, тогда можно будет заняться и дальнейшими этапами общей борьбы.

Один из американцев, сидевших рядом со мной на диване, решил включиться в разговор. Его русский язык был довольно чистым:

– Как разведчик, вы знаете… Прежде чем давать обещания, мы обязаны хорошо понимать обстановку: что вы именно хотите, кто вы действительно такой, почему мы вам должны помогать? В другом случае нам никто ничего не разрешит.

– Ну да. Это меня, повторяю, и беспокоит: то, что вы разведчики и я разведчик. На первый взгляд, нам полагалось бы цинично и бездушно выложить все «за» и «против» на стол и составить оперативный баланс, но таким путем ничего не получилось бы и не получится. Я не для того начал борьбу с советской разведкой, чтобы потом запутаться в комбинациях другой разведки. Я могу обращаться к вам только как к людям, как бы наивно и беспредметно это ни звучало в сложившейся обстановке. Моя жена и не согласилась бы, чтобы я помогал ей иным путем. Как бы это объяснить попроще, чтобы не получились одни громкие слова… Я знаю, что в сегодняшнем мире идеализм не пользуется доверием. Но все равно… Дело в том, что, находясь еще в Советском Союзе, я получил задание, направленное против НТС. А мне уже было ясно, что по отношению к русской революционной организации у меня есть определенные обязанности. Я посоветовался со своими близкими. Их это касалось в первую очередь по разным причинам. Вместе мы приняли решение сорвать задание. Тогда я и придумал разные планы, как выполнить это наше решение и потом вернуться домой, в Москву. Причем у нас было предусмотрено, что я вообще не буду иметь никакого контакта с американской, английской или какой-нибудь другой разведкой…