Виталий Пенской - Военное дело Московского государства. От Василия Темного до Михаила Романова. Вторая половина XV – начало XVII в.

Само собой, за без малого два десятка лет изучения проблемы многое из того, что на первых порах казалось нам как будто очевидным и ясным, сегодня таким уже не видится (так, например, изменилось наше отношене к так называемой «ориентализации» русского военного дела в раннем Новом времени). Пришлось сузить и поле исторического поиска – как говаривал небезызвестный директор Пробирной палатки Козьма Прутков, «никто не обнимет необъятного», поэтому мы решили ограничиться временем с середины XV в. до начала XVII столетия, образно говоря, от сражения на окраинах Русы между московскими полками и новгородской ратью зимой 1456 г. до сражения под Добрыничами между царским войском и отрядами Лжедмитрия I в 1605 г. В эти полтора столетия сложилась и достигла совершенства «классическая», хорошо нам известная (хотя эта известность и довольно обманчива) московская военная машина, а русское военное дело приобрело характерные черты. XVII в., в особенности времена, наступившие после 2-й Смоленской войны 1632–1634 гг., – это уже иная эпоха, «постклассическая», которая чем дальше, тем больше будет отличаться от «классической», и это другая история, требующая отдельного подхода и отдельного исследования.

Отказ от стремления «объять необъятное» позволил сконцетрироваться на изучении важнейших аспектов развития русского военного дела «классического» периода. И, разрабатывая вопросы, связанные с его эволюией, мы намеренно акцентировали наше внимание не столько и не сколько на «истории битв и сражений», но на истории того, что в западной историографии именуется термином warfare, на изучении того, «как это работает», как была устроена московская военная машина, как она функционировала. В этом в известном смысле мы равнялись на классическую «Историю военного искусства в рамках политической истории» немецкого историка Г. Дельбрюка (которая произвела на нас тридцать с лишком лет назад неизгладимое впечатление) и в особенности на не менее классическую «Войну в Средние века» французского исследователя Ф. Контамина [3] Дельбрюк Г. История военного искусства в рамках политической истории. Т. III. СПб., 1996; Т. IV. СПб., 2001; Контам ин Ф. Война в Средние века. СПб., 2001. .

Само собой, мы прекрасно понимаем, что проблемы, поднятые в этой книге (несмотря, а может, благодаря ограниченности источниковой базы), вряд ли будут иметь в обозримом будущем (да и вообще когда-либо) более или менее удовлетворительное решение. Предложенная нами картина развития русского военного дела в «классическую» эпоху не более чем авторское видение картины, которое отнюдь не претендует на абсолютную истинность. Но мы надеемся на то, что, во-первых, полученные нами результаты, выводы и итоги (промежуточные, конечно, ибо практически нет сомнений в том, что через 10–15–20 лет многие из них будут расцениваться не так, как сегодня) станут тем фундаментом, той основой, от которой другие исследователи смогут оттолкнуться в своей работе. Во-вторых, прекрасно осознавая необъятность темы, мы преднамеренно ограничились серией очерков, которые затрагивают лишь некоторые, но, на наш взгляд, важнейшие аспекты развития русского военного дела в «классический» период (и тем самым оставили себе простор для маневра – кто знает, может, спустя некоторое время этот текст можно будет дополнить и расширить новыми очерками, иначе расставить акценты в отдельных вопросах и т. д. и т. п.). В-третьих, отбирая вопросы, на которые даются ответы в том или ином очерке, мы исходили из того, что событийная канва русской военной истории раннего Нового времени читателю и без того более или менее ясна (благо обзорных работ на эту тему сегодня не то чтобы хватает, но ситуация с ними лучше, чем пару десятков лет назад). Ну а раз так, то нет необходимости заострять внимание на этой стороне истории военного дела, сосредоточившись – повторим это еще раз – на анализе особенностей работы военной машины Русского государства. Именно здесь, на этом направлении, остается много недосказанного и истолкованного превратно и есть широкое, нет, широчайшее поле для новых и новых исследований. И если наша работа сподвигнет кого-то из ее читателей к исследованиям в этой сфере, то мы будем считать, что одна из главных целей нашей работы была достигнута, ибо тех, кто занимается историей военного дела и военного искусства Нового и Новейшего времени, эпохой Петра Великого, наполеоникой и войн XX в., не в пример больше, чем интересующихся проблемами эволюции русского военного дела в предшествующие эпохи.