Петер Гостони - Битва за Берлин. В воспоминаниях очевидцев. 1944-1945

Доктор Геббельс отреагировал на это сообщение словами: «Однажды я отвоевал Берлин у германских красных, я буду до последнего вздоха защищать его от советских красных. Те немногие часы, которые осталось мне еще прожить в качестве германского рейхсканцлера, я не собираюсь тратить на то, чтобы ставить свою подпись под актом о капитуляции.

Когда ближе к вечеру 1 мая я зашел к нему, меня встретила его жена словами: «Господин Аксман, свершилось».

Итак, дети были мертвы. Отравлены. Я не знал, что и сказать. Доктор Геббельс тоже молчал.

Но его жена попросила меня присесть за стол: «Мы хотим еще раз посидеть все вместе, как это было принято во времена борьбы за власть. – Она принесла кофе и спросила: – Вы еще помните то время?»

Теперь я снова обрел дар речи и рассказал, как пятнадцатилетним подростком ходил на собрания ее мужа и как его речи очаровали меня. Доктор Геббельс вспомнил о кровавой бойне в «красном» районе Берлина Веддинге, где в зале Фаруса он впервые выступил с пламенной речью о «неизвестном штурмовике», павшем в борьбе. И с этого вопроса «Вы еще помните?» действительно завязался разговор, который хотя бы на какое-то время отвлек нас от ужасного события и от того, что нам еще предстояло пережить.

При прощании Геббельс сказал: «Мы уйдем из жизни сегодня в 8 часов вечера. Может быть, вы еще зайдете к нам?»

Они оба пожали мне руку – в последний раз.

Где-то в половине девятого я вновь вернулся в бункер рейхсканцелярии. В коридоре я встретил Монке. Он сказал: «Доктор Геббельс и его жена мертвы».

Геббельс пережил своего фюрера только на один день. Он приказал одному из эсэсовцев, имя которого остается до сих пор неизвестным, застрелить себя вместе с женой в саду рейхсканцелярии. Их тела облили бензином и подожгли. Генералы Кребс и Бургдорф, как и некоторые другие военные, застрелились. Остальные стали готовиться к прорыву. Рейхсканцелярия, ставшая в последние месяцы центром германской обороны, прекратила свое существование. Но битва за Берлин все еще не закончилась.

Берлинцы все еще ничего не знали о драматических событиях в рейхсканцелярии и в штабе командующего 8-й гвардейской армией Чуйкова. В то время как часть русских праздновала 1 Мая, бои в центре города продолжались с неослабевающей силой. Немецкие солдаты и офицеры ничего не знали и об успешном наступлении войск 2-го Белорусского фронта Рокоссовского и 1-го Украинского фронта Конева, которые продвигались по направлению к Эльбе севернее и южнее Берлина и под Торгау уже встретились с американцами. Немецким солдатам в Берлине не было также известно, что группа армий «Висла», на стойкость которой еще десять – двенадцать дней назад они возлагали такие большие надежды, получила нового командующего. После прорыва русских под Пренцлау 28 апреля Хейнрици уступил командование генерал-полковнику воздушно-десантных войск Курту Штуденту. Окончательно рухнула надежда на деблокирование Берлина 9-й и 12-й армиями.

28 апреля в районе южнее Белица генералу Буссе удалось соединиться вместе с остатками своей армии, около 40 тысяч бойцов, с 12-й армией генерала Венка. Ганс Фриче стал свидетелем последних часов битвы за Берлин, находясь в одном из последних главных очагов сопротивления защитников города, в подвалах министерства пропаганды. Он рассказывает:

«В ночь на 1 мая я побывал в самых разных сражающихся подразделениях вермахта, полиции и фольксштурма, которые держали оборону на небольшом участке между площадью Жандарменмаркт, Рейхстагом, станцией метро «Фридрихштрассе» и министерством авиации. У меня сложилось впечатление, что здесь находилось более десяти тысяч бойцов, не считая двух или трех тысяч эсэсовцев, охранявших рейхсканцелярию. Я с трудом пробирался от одной кучи камней и щебня до другой, от одного поста до другого. На всех улицах, по которым я проходил, было светло от зарева близких и далеких пожарищ. Никто не тушил пылающие дома, но каждый непрерывно стрелял из своего оружия, ибо стреляли по нему. Я не нашел ни одного генерала. Несколько майоров и один полковник решительно отвергли любые самовольные действия, хотя уже несколько дней у них не было связи с вышестоящим командованием. Они объяснили, что не верят слухам и советам, им нужны четкие приказы.

Когда кроваво-красное зарево пожаров сменилось грязно-серым рассветом, я вернулся в свой подвал под зданием министерства пропаганды. Мне сообщили, что в любую минуту может появиться статс-секретарь министерства пропаганды доктор Науман и что я должен быть наготове, чтобы поговорить с ним.