Елена Кормилицына - Йозеф Геббельс. Особенности нацистского пиара

0 том, как будущий министр пропаганды пришел в НСДАП, существует несколько версий. Первая, наиболее «причесанная», принадлежит самому Геббельсу. По этой версии «для народа» выходило, что, впервые услышав фюрера в 1922 году, он настолько проникся высказанными им идеями, что более не испытывал никаких сомнений относительно своего предназначения:

«Я с трудом осознал, что кто-то поднялся на трибуну и стал говорить, вначале с некоторым колебанием, как бы подыскивая слова поточнее, чтобы выразить величие мысли, которой были тесны рамки обычного языка. Потом вдруг речь обрела невиданную силу. Я был захвачен, я вслушивался… Толпа встрепенулась. Осунувшиеся серые лица озарила надежда. Кое-где люди потрясали кулаками. Сосед расстегнул воротник и утирал пот со лба. За пару мест от меня старик офицер плакал как дитя. Меня бросало то в жар, то в холод. Я не понимал, что происходит, это было похоже на канонаду… Я не мог сдержаться, я закричал: "Ура!" И никто не удивился. Человек, стоявший наверху, встретился со мной взглядом. Его голубые глаза словно зажгли меня. Это был приказ. В это мгновение я переродился… Теперь я знал, каким путем мне идти…» [9]

На деле приход Геббельса в НСДАП был гораздо прозаичнее. До того как получить в 1924 году партийный билет № 8762, он много чего перепробовал. Попытка прокормиться частными уроками не принесла ничего, кроме разочарования. Место биржевого служащего в одном из отделений «Дрезденер-банка», может, и было более приемлемым в плане заработка, однако не приносило творческого удовлетворения, скорее иссушало. Первый журналистский и ораторский опыт пришел лишь после того, как Геббельс поступил на службу к Францу Вигерсхаузу, депутату от мелкой правоэкстремистской партии «Народная свобода». Выступая время от времени на собраниях, а также участвуя в выпуске партийной газеты, тогда еще никому не известный секретарь Вигерсхауза набирался опыта в том, что касалось ведения полемики и журналистской деятельности. На этих же собраниях произошла первая встреча с представителями НСДАП. Сложно сказать, что повлияло на решение Геббельса предложить в 1923 году свои услуги достаточно влиятельному в среде нацистов политическому деятелю Карлу Кауфманну [10]. Скорее всего, оно созрело в том числе и под влиянием карьерных устремлений. Кауфманн, в свою очередь, сообщает о проявленной инициативе братьям Грегору и Отто Штрассерам, которых на тот момент смело можно было отнести к ближайшему окружению Гитлера [10].

Так Геббельс стал одновременно секретарем в партийном бюро Кауфмана и заместителем редактора газеты «Национал-социалистише брифе», начавшей выходить с 1925 года.

На этих должностях, он настолько хорошо зарекомендовал себя, что Грегор Штрассер сделал его к тому же своим личным секретарем [11] [11], уволив с этой должности (вот ведь как тесен мир) другого молодого человека по имени Генрих Гиммлер, не справлявшегося со своими обязанностями [12]. Кто знает, как сложилась бы судьба молодого партийного деятеля дальше, не разойдись пути Гитлера с братьями Штрассерами. Суть разногласий заключалась в том, какое понятие считать решающим в названии партии: «национализм» или «социализм». Грегор был сторонником «социалистической» ориентации НСДАП. Он и его приверженцы выступали за национализацию тяжелой промышленности и крупных поместий. Крайнее неудовольствие Гитлера, в частности, вызвало выступление Штрассера в рейхстаге с поддержкой законопроекта, выдвинутого коммунистами и социалистами и содержащего требования экспроприации собственности бывших германских монархов. Гитлер, много чем обязанный крупному капиталу, напротив, не спешил с национализацией, сетуя на то, что с этим словом – «социализм» в названии партии «сплошные проблемы». А на вопрос Отто Штрассера, что следует делать с Круппом, давал весьма категоричный ответ: «Конечно, я оставлю его в покое… Не считаешь ли ты меня сумасшедшим, способным разрушить великую германскую промышленность?» [13]У Штрассеров, впрочем, были насчет германской промышленности собственные планы. На воплощение этих планов Геббельс бросил всю свою энергию, все силы и… перестарался. Читатели «Национал-социалистише брифе» приняли его за скрытого коммуниста. Да и как было не принять, читая, например, такое: «Мы не достигнем успеха, если будем учитывать интересы только имущих и образованных слоев населения. Но мы добьемся всего, если обратимся к обездоленным и голодным массам» [14]. Не так уж и неправы были эти читатели. Идеи социализма не были для Геббельса чем-то чуждым. Большевистская Россия и, в частности, Ленин вызывали у него если и не горячую любовь, то по крайней мере симпатию. Сам он, впрочем, впоследствии утверждал, что изначально искал социализм национальный, поскольку интернациональный аспект марксизма не удовлетворял его патриотического настроя. Доказательства каждый желающий мог получить, обратившись к роману «Михаэль», с главным героем которого Геббельс себя во многом отождествлял: