Александр Куланов - Шпионский Токио

Исидор Незнайко окончил семинарию на год раньше Ощепкова и отправился в Харбин, где проходил службу в штабе округа — «с отличающей его старательностью, точностью и добросовестностью, проявляя во всех случаях (по отзывам японцев) прекрасное знание японского языка». Всю свою дальнейшую службу, а Незнайко до 1954 года прослужил на различных участках и ответвлениях китайских железных дорог, он возглавлял переводческие отделы, изумляя окружающих совершенным знанием японского языка. Вот забавная и характерная вырезка из одной из харбинских газет: «Исидор Яковлевич Незнайко — сплошное “неизвецио”. Его японская речь немедленно вызывает в представлении присутствующих пышные хризантемы и миндалевидные глазки прелестных гейш. Недаром даже японцы, знакомясь с И.Я. на улице, в заключение беседы просят его снять шляпу, чтобы убедиться по цвету волос, что он не их соотечественник». В конце жизни Незнайко вернулся на родину — в Советский Союз, где мирно скончался в 1968 году, став одним из немногих японоведов, которых не затронули репрессии. В том, что И.Я. Незнайко действительно был «сплошным неизвецио», мы смогли убедиться в 2012 году, когда стараниями его внука из архива были получены уникальные документы, проливающие свет на другую сторону жизни его деда — человека, назвавшего себя в автобиографии, написанной в 1945 году в СМЕРШе, «секретным связистом» русской разведки в Китае. Связь эта длилась десятилетиями и не зависела от смены режима на родине. Молодой выпускник семинарии служил в казачьих частях по охране Китайской Восточной железной дороги (КВЖД). После революции по заданию белогвардейской разведки Исидор Незнайко «постарался проникнуть в Комендантское управление [ст. Куаньченцзы]. Занимался тайной информацией о японцах и их передвижении в Сибирь, работа была довольно опасная, приходилось необходимые записи условно делать на спичечных коробках, а затем расшифровывать и делать дома сводки донесений». А несколько лет спустя именно в доме Незнайко на Стрелковой улице в Харбине останавливался первый нелегальный резидент советской военной разведки в Японии Василий Ощепков по дороге к новому месту службы. К сожалению, об остальном мы можем только догадываться: в сопроводительных материалах к документам на И.Я. Незнайко особо отмечено, что ряд их, «в том числе касающиеся работы в Манчжурии в 1945–1954 гг., содержат агентурные сведения, донесения, ФИО офицеров контрразведки министерства государственной безопасности» и «выдаче не подлежат».

Прибывший вместе с Исидором Незнайко в 1912 году в Харбин выпускник семинарии Владимир Плешаков тоже стал профессиональным разведчиком, участником Первой мировой войны. Много позже, на допросах в НКВД в 1937-м, он подтвердил, что в чине поручика служил в разведке Колчака в качестве офицера-восточника, где занимался анализом возможных действий японских союзников, находящихся не в самых теплых отношениях с Колчаком. В качестве переводчика, но без отрыва от основной службы в разведке, Плешаков участвовал в переговорах забайкальских атаманов с командованием японского экспедиционного корпуса. С 1923 по 1928 год он работал в Центросоюзе в Хакодатэ — «крыше» резидентуры ОГПУ на самом северном японском острове Хоккайдо, где находился в контакте с резидентом Разведупра в Токио «Монахом» — Ощепковым. Кстати, сам Василий Ощепков в Токио был связан с еще одним русским однокашником — Степаном Сазоновым, служившим личным секретарем атамана Г.М. Семенова. Похоже, что Ощепков и Сазонов готовили операцию по переходу Семенова на советскую сторону, сорванную не по их вине. В январе 1946 года Сазонов был арестован военной контрразведкой «СМЕРШ» и расстрелян в Хабаровске. Сотрудника шифровального отдела НКВД Владимира Плешакова расстреляли на Бутовском полигоне под Москвой в 1937-м.

В 1938 году там же был расстрелян еще один семинарист — Трофим Юркевич, служивший у Колчака разведчик «красного подполья». В документах большевистской разведки он проходит как «агент Р», работающий в штабе японских оккупационных сил во Владивостоке. После Гражданской войны Юркевич стал видным японоведом, преподавателем Восточного института. Мне довелось видеть подписанные им после пыток протоколы допросов — этого не забыть никогда.

Каждый из этих людей заслуживает долгого и подробного отдельного повествования, но пора нам вернуться к их другу — Василию Ощепкову и его первому посещению Токио.

Известно, что с 1908 года при семинарии существовала школа дзюдо, как основа физической подготовки, входящая в программу японских школ. В семинарии тренировки вел один из инструкторов Кодокан — главной дзюдоистской школы или, как говорят японцы, додзё, так как и авторитет православной школы в качестве учебного заведения был велик, и находилась миссия не так уж далеко от штаб-квартиры дзюдо. Видимо, Василий Ощепков показал определенную склонность к борьбе, так как 29 октября 1911 года он, вместе с еще одним семинаристом — Трофимом Попилевым, был приглашен для обучения непосредственно в Кодокане, а 15 июня 1913 года, за неделю до выпуска из семинарии, стал первым известным нам русским и четвертым европейцем, получившим начальную мастерскую степень — 1-й дан по Кодокан дзюдо. Позже, 4 октября 1917 года, будучи в командировке в Японии, Ощепков сдал в Кодокане экзамен и на более высокий — 2-й дан (всего мастерских степений в дзюдо тогда существовало 5, где 5-й дан был высшим).