Владимир Шигин - Лейтенант Хвостов и мичман Давыдов

Камергер, тем временем, объявил уже свой план преобразования колонии. Чего там только не было: промышленность и земледелие, рукоделия и ремесла, торговля и мореплавание. Помимо этого Резанов собирался взять реванш и за японскую неудачу! Хвостову он показал свой план мщения, который наскоро составил во время плавания. Суть его заключалась в том. Чтобы продемонстрировать японцам силу русского оружия и изгнать их промышленников с Сахалина и курильских островов, на которые они не имели никаких прав.

Хвостов, бумаги те бегло просмотревши, только хмыкнул:

– Красиво, заманчиво, но… сказочно!

– Они меня еще вспомнят, косоглазые, а, вспомнив, зальются слезами кровавыми! – грозился Резанов кулаком в сторону океана.

Но Япония Японией, а пока надо было срочно заниматься делами аляскинскими. Дело в том, что после сожжения индейцами-колошами Ситхи, вместе с крепостью были сожжены и продовольственные склады и теперь колонии грозил скорый голод. Единственной возможностью его предотвратить была организация морской экспедиции в богатую хлебом Калифорнию. Но для этого нужны были крепкие суда, так как пускаться в столь большое плавание на строй «Марии» было небезопасно.

Прибывшие с Камчтаки плотники под руководством Хвостова и Давыдова уже вовсю строили тендер, но суденышко было слишком маленьким, чтобы на нем можно было доставить продовольствие для всех промышленников Аляски.

Что касается Хвостова с Давыдовым, то они к этому времени так же, как и Баранов, подружились со шкипером Вульфом. Осмотрев его судно, друзья нашли, что это именно то, что надо для плавания в Калифорнию. Сообщили Резанову. Тот сказал:

– Покупайте, сколько бы эта «Жано» не стоила!

Джон был моряком опытным, да и человеком вполне порядочным. Как водится, для начала все трое хорошенько выпили, потом добавили еще.

– Джонни! – перешел к делу Давыдов, когда под столом стало тесно от пустых бутылок. – Нам с Николя нужно хорошее судно! Платим сразу и наличными!

– Нет проблем! – пожал плечами мутноглазый Джонни. – Берите мою «Жано»! Девчонка что надо! На ходу легка, а уж на волне удержится даже если все днище вырубить!

– Сколько просишь?

– Сто тридцать тысяч рублей! – прикинув в уме, заявил рыжебородый Вольф.

– Запас солонины и сухарей твой! – сразу же добавил Давыдов.

– О, кей! – ударили по рукам. – За новую покупку наливай по полной!

– Как назовем судно? – спросил друга Давыдов, когда все бумаги были оформлены.

– Называй, как знаешь! – ответил тот.

– Пускай тогда будет «Юноной» – богиней римской! – подумав, сказал мичман.

– Почему именно «Юноной»? – удивился Хвостов.

– Красиво и романтично!

– Тогда строящейся тендер я назову «Авось»! – махнул рукой Хвостов.

– А почему «Авось»? – настала пора уже удивляться Давыдову.

– Авось нам повезет! – усмехнулся в ответ лейтенант. – Авось притом еще и живыми останемся!

После недолгого обсуждения было решено, что капитанство над «Юноной» возьмет Хвостов, а над «Авось» Давыдов. Пока же мичман достраивал свой тендер, Хвостов опробовал свое новокупленное судно. «Юноной» лейтенант остался доволен. Обшитое медью судно легко всходило на волну и неплохо держало курс. Старина Вольф не обманул!

Колонисты заметно повеселели, но уже к Рождеству стало ясно, что припасов до лета едва ли хватит…

«Нужда в колониях, – писал историк П. Тихменев, – во всем необходимом доходила до того, что на 200 человек выдавалось хлеба, не более фунта на неделю на каждого, и то только до 1-го октября. Рыба перестала ловиться. Сушеная юкола, сивучина и изредка нерпы, составляли единственную пищу новоархангельцев. Нужда заставила не пренебрегать ничем: ели орлов, ворон, каракатиц и вообще всякую всячину. Только больным скорбутом (цингой – В. Ш.), царствовавшим, можно сказать, в заселении, давали пшено с патокою и пиво, сваренное из еловых шишек».

Но дело обстояло не так просто. Дело в том, что Российско-Американской кампании было запрещено торговать с чужими государствами. Однако ситуация диктовала свои правила. Надо было плыть в Калифорнию, и. несмотря на официальный запрет на торговлю с иностранцами, через миссионеров-контрабандистов обменять меха на продукты. И Резанов принимает решение, беря всю ответственность на себя.

Из записей Хвостова: «Я никому так не удивляюсь, как Николаю Петровичу, – однако и его терпение начинает останавливаться. До сих пор он был удивительно терпелив, но нынче, начиная чувствовать припадки цынготной болезни, и боясь последовать образцу наших промышленников, которые ежедневно отправляются в Елисейские поля, (то есть умирают – В. Ш.), намерился, спасая несчастную кучку людей, отправиться в Калифорнию, уповая достать хлеб от испанцев…»