Анатолий Соболев: Ночная радуга

На постели приподняла голову Альма.

— Ты что, папа? — спросила она сонным голосом.

— Там человек, — сорвалось у него с языка, хотя он совсем не собирался посвящать в это дочь.

Альма испуганно округлила глаза, шепотом спросила:

— Немцы?

— Нет. Русский.

— Русский?!

Ярко-синие при свете камина глаза Альмы еще больше округлились. Харальд понял, что совсем не успокоил дочь, а наоборот.

— Русский. В крови весь.

Альма села на постели.

— Убитый?

— Вроде живой, — пожал плечами Харальд. — Без сознания.

— Его надо в дом, — как о само собою разумеющемся сказала Альма.

Харальд будто на столб налетел, остановился, странно поглядел на дочь.

— Надо помочь, — сказала она и стала одеваться.

Харальд отрезвел. Да, надо помочь. Не бросать же живого человека. И бог не простит. «Помоги страждущему». Сейчас все равно, кто перед ним: русский, немец, француз. Надо посмотреть, что с ним…

Они с трудом внесли мертвогрузное тело и осторожно опустили на широкую лавку. Начинающийся день еще не пробил туманной мглы, и Альма зажгла свечку. В трепетном свете они увидели юношу с залитой кровью головой.

— Ой! — жалостливо прошептала Альма и взглянула на отца.

Харальд попытался снять с русского гимнастерку и не смог. Тогда он разрезал ее острым рыбацким ножом, разрезал и окровавленную тельняшку.

На плече темнела рана, но не глубокая, со скользом. От нее он не потерял бы сознания. Харальд ощупал раненого и обнаружил, что одна штанина мокрая. Поднес пальцы к свече — кровь.

Харальд разрезал штанину и на белой, будто гипсовой ноге увидел выше колена черную ранку. Она еще сочилась. Много крови потерял русский. У Харальда на мгновение шевельнулась непрошеная жалость к этому беспомощно распластанному в целомудренной наготе юноше. Но Харальд тут же с недовольством подавил в себе жалость и хмуро покосился на Альму. Она с состраданием и болью смотрела на русского.

— Воды морской принеси, — сердито приказал Харальд.

Альма поспешно схватила ведро и выскочила из дому. И это тоже задело Харальда: слишком быстро выскочила. Могла бы и не сломя голову нестись.

Харальд опять внимательно осмотрел и ощупал русского и обнаружил на голове, за ухом, еще рану. Понял, что она и есть главная.

Альма принесла морской воды, запыхалась. Харальд, неодобрительно поглядывая на дочь и смачивая полотенце в тазу, обтер кровь с раненого. Тот не подавал признаков жизни. Харальд прощупал пальцами шейную артерию. Бьется. Слабо, еле-еле, но бьется.

Отец и дочь посмотрели друг на друга.

— Йоду бы, — сказала Альма. — Или спирту.

Йоду у них не было, спирт же у Харальда был. Но он ничего не ответил. Харальд вообще считал, что лучшее средство для ран — морская вода, а спирт только внутрь. Но все же полез в шкафчик, достал. Спирту было полфляжки. Харальд внутренне запротестовал, не хотелось тратить драгоценную жидкость на этого непрошеного гостя, на этого, может быть, убийцу Эдварда! Старый рыбак все больше распалялся. Нет! Пусть подыхает этот русский, он не истратит на него ни капли! Спирт самому нужен для натирания ревматических ног…

— Давай, чего же ты! — Дочь тянула из его рук фляжку.

Отец неохотно отпустил посудину.

Альма смочила спиртом чистую тряпочку и обтерла края ран. Разрезав простыню на длинные полосы, она ловко, будто всю жизнь этим только и занималась, перебинтовала юношу. Унесла окровавленную одежду, порылась в комоде и достала рубашку и кальсоны Эдварда. У Харальда вновь ожесточилось сердце: белье сына на этого русского! Но он ничего не сказал, только неприязненно покосился на хозяйничавшую дочь и даже помог ей одеть раненого в чистое. Более того, разжал ему зубы рыбацким ножом и влил в рот несколько капель спирта. Юноша поперхнулся, застонал, но проглотил. И это было хорошо: раненый подал первые признаки жизни.

Альма принесла свежие простыни, постелила на топчан, пододвинула его к камину, и они осторожно переложили раненого.

Освещенное огнем камина, отмытое от крови и грязи лицо русского было хорошо видно. Совсем мальчишка. На нежном подбородке пух. Широкий нос, темные густые брови, синие глазницы провалились, разбитые губы запеклись чернотою.

Харальд приложил руку к щеке юноши и с безотчетным удовлетворением ощутил тепло, идущее откуда-то изнутри. Вот что значит спирт внутрь!

— Бульону бы, — сказал Харальд, взглянув на дочь.

— Идти пора, — ответила Альма и показала глазами на часы.