Анатолий Соболев - Ночная радуга

Сбылась и еще одна мечта, в которой Ваня никому не признавался. Всех стригли наголо, только разведчики носили чубы. И Ваня тоже будет носить чуб, такой же, как у Олега, набок, чтобы выбивался лихо из-под бескозырки…

Фашисты, напоровшись на яростный огонь разведчиков, залегли. Короткие очереди прорезали туман и летели, фосфорически светясь и обгоняя друг друга. Будто бросал кто из сизой мглы горящие спички. Зажигал и бросал, зажигал и бросал… Было даже красиво.

Потом убило Мирзу.

Их осталось двое.

Фашисты замолчали. Ваня понял: атака захлебнулась. В наступившей тишине стало жутко. Он напряг слух и не отрывал взгляда от выхода из ущелья, где бесшумно, прямо из земли, могли возникнуть фрицы.

Ваня вздрогнул, когда в напряженном безмолвии раздался приглушенный голос:

— Эй, славяне! Есть кто живой?

— Есть, — тихо откликнулся Ваня, узнав голос Олега.

Олег помолчал, ожидая, отзовется кто еще или нет, и неуверенно спросил:

— Это все? Больше никого?

— Не знаю, — сказал Ваня, хотя знал, что оба соседа его и справа и слева убиты.

— Та-ак… — глухо протянул Олег. — Они стояли насмерть, как пишут в газетах.

Злой на язык этот Олег. Не поймешь, не то всерьез говорит, не то блажь напускает. «За ордена, — говорит, — воюю. Потому и в разведку пошел. Разведчикам на ордена не скупятся», — говорил он. А награды ему нужны, чтобы прийти к «мамзель на Арбате», чтоб знала она, кого потеряла, кому не поверила, чтобы раскаялась. А он покажет ордена и уйдет гордо. Олег срок получил перед войной. Из тюрьмы на фронт попал. Связался по молодости с шайкой. Стащил у отца-генерала пистолет и людей раздевал. А делалось это так. Приходил он в клуб, знакомился с девушкой и после танцев шел провожать. Парень он что надо! Любая не против с ним пройтись. Шли, говорили о музыке, о литературе, о живописи — в этом деле он знаток. Время от времени Олег спрашивал, далеко ли до дому. Если оказывалось далеко, то культурный разговор продолжался, если же близко, Олег говорил: «Теперь раздевайся. Дойдешь и так». И помогал онемевшей девице освободиться от часов, от платья. Однажды под Москвой, в дачной местности, вот таким порядком раздел он студентку, а она ему возьми и посочувствуй: «Сказал бы сразу, что тебе надо, я бы у клуба разделась. Утруждаешь себя, вон сколько прошагал! От трусости это». И ушла. Не заревела, не испугалась, а просто ушла. И это было обидно. Да еще слова о трусости. Олег постоял, постоял и двинулся за девушкой. Она сидела на крыльце в одной рубашке, подняв лицо к луне и откинувшись спиной на стену. Олег перебросил узелок через штакетник. Девушка не удивилась, словно знала, что так и будет. Снисходительно сказала: «Измял только, дурак». С этого вечера присох к ней сердцем Олег, ходил за ней тенью. А она его не замечала. Потом случилась еще история. Раз ночью возвращался он от ее дома и на мостике через речушку встретили его двое. Теперь ему предложили раздеться. А Олег и говорит: «Хотите деньги? У меня деньги есть». — «Давай», — говорят. «Кому отдать?» — спрашивает, а сам лезет во внутренний карман, где пистолет у него лежал. «Мне», — говорит один. «Тебе так тебе», — соглашается Олег. Вытащил пистолет и ахнул между грабителями. Один вдарился бежать, другой в речку упал и заорал благим матом: «Караул!» А тут и милиция подоспела. На выстрел.

Всех троих и взяли. Всем троим и дали. Тем, двум, за грабеж; Олегу — за незаконное хранение огнестрельного оружия. Вместе сидели. Подружились…

— Эва-ан! — вдруг раздалось со стороны фашистов.

Ваня вздрогнул, услыхав свое имя.

— Эва-ан, капут! — кричал фриц, странно растягивая слова.

Олег напряженно хмыкнул за спиной:

— Знакомый объявился. Тебя зовет. Может, тесть. Ты женат, нет?

Ваня не ответил. Не до шуток. Туман подползал все ближе. Может, движутся, пригибаясь, под его прикрытием фрицы.

— Притихли гады, — тревожно вслушивался и Олег. — Готовятся. Надо устроить им трогательную встречу.

Олег ополз убитых товарищей, собрал автоматные диски, гранаты-«лимонки». У лейтенанта вынул из планшета непромокаемый пакет с картой и пистолет. Разложил перед собой оружие, окинул довольным взглядом все хозяйство.

— Салют наций в двадцать один залп давать можно!

Олег внимательно и остро посмотрел на Ваню.

— Давай и твой.

— Зачем? — удивился Ваня.

— Поползешь вон в ту щель. По ней можно вылезти наверх.

— А ты?

— Давай автомат и бери вот.

Олег протянул отливающий вороненой сталью пистолет и лейтенантов плоский пакет.