Федор Сухов - Хождение по своим ранам

— Прикажи расстегнуть подсумки и пересчитать патроны.

Поначалу все шло вроде бы сносно, потом я заметил бледного, как будто громом пораженного Селиванчика.

Я только заметил, а командир батальона своими ястребиными глазами давно уже видел, как дрожащие пальцы моего подчиненного то и дело ныряли в подсумок, как подкашивались его колени, как он поднимал и опускал озерно-зеленоватые глаза с яично выкатившимися белками. И все же Селиванчик набрался смелости и признался, что у него не хватает одного патрона.

Капитан Банюк бросил на меня такой взгляд, что я понял: мне не сдобровать, ежели не найдется патрон.

Патрон не нашелся.

Эшелон наш, ежели не считать истории с патроном, благополучно прибыл на станцию Елец. 14-я истребительно-противотанковая бригада на своих грузовиках, спешно утыканных развесистыми березовыми ветками, также благополучно добралась до станции Усмань. В ночь перед нашим прибытием станция эта была начисто разбомблена. Деревянные строения уже успели сгореть, а от кирпичных остались остовы, скелеты все еще дымящихся стен и перекрытий, по ним по-беличьи юрко, как будто играя в прятки, бегали огоньки. Командир роты приказал мне расположиться на противоположной стороне станционной площадки, и тут-то я увидел первый сбитый самолет — наш советский истребитель. Он мне показался игрушечно маленьким, как жаворонок. И — какое счастье! — под его крылышком лежали ленты с настоящими боевыми патронами. Я сразу же притащил свой чемодан и к прихваченным из дома тетрадям, книгам присоединил патронную ленту. Вдруг послышался голос связного командира роты:

— Командира второго взвода к командиру батальона!

В голове неожиданно мелькнула самообольщающая мысль: наконец-то капитан Банюк похвалит меня за мою находчивость. Но не тут-то было. До войны я никогда не бывал в гостиницах, знал о них только по книгам. И когда я предстал со своим чемоданом перед комбатом, я услышал озадачившее меня:

— Ты что, в гранд-отель приехал?

Что такое гранд-отель, мне было неизвестно, капитан это понял и переспросил:

— Я спрашиваю: ты что, в гостиницу приехал?

— На фронт, товарищ капитан!

По никогда не улыбающемуся лицу Банюка скользнула горькая усмешка.

— Товарищ лейтенант, на фронт с чемоданами не ездят, немцев мы чемоданами не победим.

Я знал, что немцев чемоданами не победишь, и решил открыть тайну своей находчивости, сказав, что мой чемодан полон настоящими боевыми патронами. Мне было приказано забросить свой чемодан и рассредоточить взвод, приспособиться к стрельбе по воздушным целям.

Со станции, пробыв на ней не больше получаса, мы перебрались в хвойный прифронтовой лес. По дороге встречались разрозненные группы отступающих бойцов. Среди них было много раненых, шли они в накинутых на плечи шинелях, несли кто правую, кто левую руку на белых, запятнанных кровью бинтах.

Когда надвинулись сумерки, батальон занял огневые позиции невдалеке от Задонского шоссе, перед селом Ново-Животинное. До наступления рассвета надо было окопаться и тщательно замаскироваться. Маскироваться было чем: кругом стояла высокая поспевающая рожь. Расчеты противотанковых ружей окапывались, а я с автоматом в руках стоял на посту, зорко всматриваясь в бегущее к Задонскому шоссе ржаное поле. Вдруг я услышал певучий, с оттяжкой, голос глуховатого на оба уха уральца Симонова. Он звал меня к своему еще не вырытому окопу, чтобы я посмотрел, чем занимается его первый номер младший сержант Селиванчик. Я подошел и удивился: Селиванчик ползал на коленях и что-то искал. Я спросил, что он ищет.

— Патрон я потерял.

— Какой патрон?

— Обыкновенный, винтовочный.

Потеря патрона меня уже не волновала, сам комбат приказал мне вместе с чемоданом забросить целую ленту патронов, я сказал младшему сержанту, чтобы он взял лопату и окапывался, но не успел отойти и десяти шагов, как снова увидел ползающего на коленях Селиванчика. Вероятно, я бы еще раз подошел к нему, но заметил, что со стороны Задонского шоссе приближается какая-то фигура.

— Стой! Кто идет?

Ответа не последовало.

— Стой! Стрелять буду!

— Свои.

Я узнал голос капитана Банюка. Он спросил, успеем ли мы окопаться до рассвета?

— Окопаемся, товарищ капитан.

Комбат сбросил с себя плащ-накидку, расстелил ее и устало, во весь свой длинный рост растянулся на ней, заломив за голову сцепленные в кистях руки.

— Садись рядом, — предложил он, взглянув на меня невидными в темноте, но, чувствовалось, все так же исподлобья смотрящими глазами.