Дмитрий Притула - Поворот ключа

— Добро!

— Повалили, значит?

— Повалили.

Леня Лапинский для отхода заиграл марш, и парни, друзья жениха, врубили «Прощай, не горюй, напрасных слез не лей». Конечно, не обошлось без потерь — Раиса Григорьевна и все Казанцевы отстали, а Вера Ивановна с Анной Васильевной остались порядок наводить. Прочие же гости медленно двинулись к парку — впереди Леня Лапинский, с ним рядом молодожены, за ними все остальные.

Ну и лихо получится, сообразил Константин Андреевич, это вроде двойного праздника, да такой вот свадьбы, чтоб с гуляньем в парке ни у кого не было.

Будоражили музыкой засыпающий город — а можно, никакая милиция пальцем не погрозит, — и снова началось оживление на улице и в соседних дворах, скорехонько подтягивались те, кто хотел прихватить к веселью еще и часть ночи, ошарашенные музыкой выходили сонные люди на балконы; видя знакомые лица, махали руками, а снизу им кричали — к нам, к нам, да порезвее; а тут еще и последний сеанс закончился, так что, когда переходили центральную улицу, вытянулись метров, что ли, на пятьдесят.

Плавному движению помешал единственный в городе каштан, вернее, не сам каштан, а тщедушный старичок возле него в черном мятом пиджачке и соломенной шляпе. Старичок этот то отступал от дерева на несколько шагов, то подходил вплотную, ощупывая кору.

— Что случилось, папаша? — спросил Константин Андреевич. — Может, клад под деревом зарыт? Только дело пустое — повалить каштан все равно не дадим.

— Что ты, сынок, — продребезжал старичок, — я же сам его и посадил. Женихаться приезжал из Луганска. Вроде невесте в подарок. Я и думать о нем забыл. А стоит. Пятьдесят два года прошло.

— Да еще как стоит, — подхватил Константин Андреевич. — Один на всю округу. Уезжаешь куда-нибудь, хоть и на войну, а вернешься — стоит дерево, значит порядок, все своим путем.

— Вот же думать не думал, что приживется. С тех пор не был здесь, а дерево свое узнал. Жену давно положил, сестру сегодня положил, а ему хоть бы что — стоит!

Его оставили в покое, потому что гулянье, парк, неспетые песни тоже своего требовали, тоже привлекали к себе внимание. Снова спели «Ромашки спрятались», девочки из Таниного окружения под шелест своих шагов — Леня Лапинский не знал мелодии и взял себе заслуженный перерыв — спели «Никакая внешность не заменит нежность, маленького сердца большую доброту», и Колины парни в ответ долбанули «Там, где пехота не пройдет», да под присвист, под прихлоп, под обалделые взгляды прохожих.

Так это весело и незаметно дошли до парка, а он вырос перед ними темно-зеленой горой, опутанный полумраком, лишь над верхушками деревьев угадывался розовый свет, но он был слаб еще против короткого напора сумерек.

Потом прошагали берегом озера, вошли в нижний парк и мимо ларьков и палаток дошли до концертной площадки. А здесь, заметить можно, веселье подутихло, однако ж люди не расходились, ожидая либо розыгрыша приза за лучший костюм, либо очередного концерта, либо какого неожиданного чуда, что всех расшевелит и даст новое ускорение празднику. Так и вот вам: словно бы по команде, маскарадные люди бросились к жениху и невесте и, окружив их, смеялись, улюлюкали, визжали, и черт те что, кого здесь только не было — лисы и зайцы, какая-то каракатица, крокодил Гена, Буратино и свинья, принцесса и Кот в сапогах — ну как раззудилась фантазия людей!

Окружили молодоженов, игру затеяли, гукали, плясали вокруг Танюши, и, посмеиваясь, вышел в центр дружок Николая и отстрелял чечетку под «Очи черные», да мелко семенил, стучал ногами, хлопал себя ладонями по груди, животу и ляжкам и под самый последний «ах» сунул палец в рот и громко выстрелил щекой.

— А теперь я, — не удержался и Петр. — Тоже хочу. Мне вальс нужен.

Вот бы не позориться на людях, но куда там, разве урезонишь человека, если понесла его струя счастья.

— Неймется. Это будет вальс-чечетка, — объяснил он зрителям.

Кружился, притопывал ногами, приседал, прицокивал языком, и, когда кто-то хотел ему помочь, он сказал:

— Это соло! Это только соло для вальса с чечеткой.

И хоть давно уже так не танцуют, лет, что ли, двадцать, но Петр так весело улыбался и такие ловкие фигуры получались у него, что все только ахали — вот это старая офицерская школа, ну как рукой поводит, ну как каблуки приставляет, вот беда — шпор ему не хватает, а так гусар он да и фу-ты ну-ты.

А потом Леня Лапинский заиграл для всех плясовую, и снова это была «барыня», и зверушки, накопившие во время предыдущего концерта энергию, бросились эту энергию тратить.