Василий Афонин - Вечера

С того дня муж взял за привычку молчать, когда сердился. Но жить в одной квартире и долго не разговаривать — трудно, и на второй-третий день он обращался ко мне, говоря самое необходимое. Если на лице его появлялось страдальческое, знакомое по истории с огурцами, выражение, я понимала, что сделала что-то не так. Но выражение это скоро исчезло совсем, муж просто молча подымал с пола мою сумку и клал ее на место, брал лежащее на подоконнике пальто, вешал в шкаф. И все это молчком.

В октябре начались холодные дожди с ветром, надо было утеплять квартиру, замазывая окна. Муж принес замазку. Моя форточку, я разбила ее, потом, разворачиваясь, локтем выбила стекло балконной двери. Форточку муж застеклил следом, а для двери не нашлось нужного стекла, не было стекла и в магазинах, он позвонил кому-то, ему пообещали, но долго не везли, наконец, привезли, муж стал примерять, оказалось, вырезали не по размеру, стеклореза у него не было, пришлось звонить опять. Все это время муж со мной не разговаривал, окна остались незаконченными — не утеплила я их. Прошел октябрь, половина ноября. Когда стало совсем холодно, широкие щели муж заткнул ватой, остальное, через некоторое время, я залепила замазкой. Он бы все это отлично мог сделать и сам, как делал прошлые годы до меня, но ему хотелось, чтобы я стала хозяйкой, а мне не нравилась такая учеба. Мне всегда и во всем хотелось самостоятельности, и я добивалась этого, за редким исключением. Здесь же стало все по-другому. Выйдя замуж, я потеряла собственное «я», будто растворилась в ком-то, стала придатком чего-то. Я начинала отстаивать себя, защищаться, это превращалось в обыденный скандал.

Я родила дочь. Со дня рождения и до года примерно, а может, чуть дольше, то есть до того времени, пока она не начала ходить и выговаривать первые слова, был самый тяжелый период и по количеству свалившихся с рождением ребенка забот, и в наших с мужем отношениях. Вспоминая то время, я с удивлением думаю: как это я вынесла все, как это у меня хватило сил. Пока у меня было молоко, я подымалась ночью кормить дочь. Днем кормление шестиразовое. Так — до трех месяцев. К этому времени молоко исчезло, мы перешли на порошки и всякие там смеси. После трех месяцев — кормление четыре раза на день. И ни дня тебе ни ночи, невыносимое, как у чеховской героини, желание спать, плита постоянно включена, от нее жар. Нужно прокипятить все эти соски, бутылочки, баночки. Приготовить, накормить, помыть посуду. А еще вызовы врача, советы, лекарства, купание, белье, стирка для себя, варка для себя, уборка, проветривание комнат, марлевые повязки. Нужно достать соки, а их нет, нужно фруктовое пюре, а его нет. Письма на юг, звонки, телеграммы, ожидание посылок. Нужно то, это, пятое, седьмое. И, кроме всего, ссоры, ссоры, ссоры. Быть может, не всегда я была права. Нет, не всегда. Конечно, не всегда. Но…

Бедные женщины, каково им дается семья. А ведь еще и работать надо, то есть ходить на службу. Вроде бы кухонно-ванной работы недостаточно. Предостаточно, должна я вам заявить. Да!

— А если бы у нас было несколько детей, — сказал как-то муж, когда я вскричала, что больше не могу. — А если бы, — начал он.

— Что-о?! — спросила я, и, видимо, таким голосом, что он вскинул удивленно голову, посмотрел на меня и ничего уже не сказал.

Свекровь мне рассказывала, как кружилась она со своими шестью. Да их семья, по деревенским понятиям, считалась не так и велика. Вот когда девять, а то и все одиннадцать, тогда… Это не жизнь, конечно, лучше сразу головой в реку. Сейчас и в деревнях не шибко-то большие семьи: поумнели. А в городах, как правило, двое. Норма. Но с меня и одного было довольно. Я поняла, что семья не для меня. Видимо, не такой я человек, чтобы заводить семью. Надо было остаться одной, я все чаще теперь думала об этом. Москва, браки всякие — все это ерунда. Ни в какую Москву, понятно, я бы не поехала. Жила бы одна, зиму — работа, летом — поездки. Свободный человек: куда захотел, туда и повернулся. В студенчестве о чем думала: о путешествиях. Вот, стану работать, деньги появятся, отпуск большой — выбирай маршруты. Север, Прибалтика, Азия. А то и заграница, кругосветное путешествие. Путешествуй, смотри, в старости вспоминать будет что. Ни от кого не зависим, никаких скандалов. А приятеля-попутчика всегда можно найти. А что получилось. Напутешествовалась вволю.

Муж говорит, что у меня скверный характер. Может быть, не возражаю. Тем более, значит, мне следует жить одной. Хотя не могу припомнить, что кто-то до этого жаловался на мой характер, не было такого. Муж говорит, что я ленива. Видимо, так. Но матери я помогала, старалась, и когда училась в школе, и когда была студенткой, приезжая на каникулы. Да ей и помогать особо не надо было, она всюду успевала сама. В общежитии никто из нас ленивыми друг друга не считал: хочешь, тщательно заправляй кровать, хочешь, просто набрось одеяло. Хочешь, валяйся в постели до обеда, если есть возможность. В школе когда работала — жила, как хотела. Никто не подталкивал, не напоминал, что нужно сделать это вот, а потом — то. Сама себе хозяйка. Несовместимость, вот что это значит. Да, несовместимость. Очень точное слово.