Валентина Алексеева - Бег с барьерами

— Да, Виктора она любила. Как плакала, когда его в армию провожала, будто знала, что он не вернется.

— Как же, нужна ему наша Тонька, когда он в Москве на дилекторской дочке женивши! К матери-то и то скоко лет носа не кажет, рожа бесстыжа.

— Потом-то она жалела, что ни за кого не вышла. Хоть бы дети были.

— Да, женихов в наших Лопушках две штуки крестом.

— И на фабрике бабий монастырь. Ясное дело — швейники.

— Раньше, бывало, с получки выпивши, идешь, и вдруг ее встретишь... — губы Саньки жалко задрожали. — И так стыдно станет! А теперь... — он безнадежно махнул заскорузлой пятерней.

Даля Андреевна как близкая родственница вместе с Варварой и еще некоторыми женщинами прислуживала за столом. Она несла на кухню пирамиду грязной посуды. Большая хрустальная салатница дразнила ладони ребристой поверхностью. В конце концов, должна же она взять хоть что-нибудь на память о покойной сестре! Улучив момент, когда в кухне никого не было, она замотала в подвернувшееся полотенце салатницу прямо с налипшими объедками. Везде толклись люди. Даля Андреевна юркнула в ванную, принесла сюда же свою дорожную сумку. Вдруг могучий всхрап мощно потряс стены укромного убежища. От неожиданности Даля Андреевна чуть не ахнула трофей о цементный пол. Прямо в ванне, на кинутой чьей-то заботливой рукой фуфайке, спал Николай. Третьи сутки на законных основаниях он пил по поводу кончины близкой родственницы. Даля Андреевна, боясь разбудить брата, хотя это вряд ли было по силам и духовому оркестру, не стала рисковать с мытьем и прямо так, грязную, в чужом полотенце, — не обеднеют! — сунула салатницу в сумку. Но при такой скученности народа на сумку могли наступить, уронить, и Даля Андреевна спрятала ее тут же, в ванной, в шкафчике под раковиной, потеснив мочалки и коробки со стиральным порошком. С колотящимся от волнения сердцем она стала подавать горячее.

— А помните, у Нади Павлик родился, — говорила молодая женщина, всем своим видом напоминающая изящно точеного черного ферзя. Гибкая талия, обтянутая тонким свитерком, длинная шея, узел темных волос, венчающий аккуратную головку. Уж не ей ли подарила Антонина югославские босоножки?

— Это летом было. Она на работу пришла. «Ну, — говорит, — поздравьте меня, девчонки, у меня внук». Мы смеемся. Какая ты бабка? Ты на себя в зеркало посмотри.

Надя встрепенулась, покраснела.

— Да, она мне с Павликом так помогала... И вообще...

— Надюшке она всегда заместо матери была, — вставила Варвара. — Вон и с квартирой как все ладно устроила. И Дашутку не обидела. Считай, пятьсот рублей подарила.

— Как это? — зашевелились за столом.

— А по страховке.

— Кака така страховка? А ну покажь, — колыхнула могучим телом Люська Кротова, без которой не обходилось ни одно лопушковское событие.

Даля Андреевна и раньше не любила Люську и не доверяла ей, но не было оснований игнорировать ее требование и потому пришлось протянуть ей розовый листок страхового свидетельства.

— Не. Ничего не выйдет, — категорично заявила Люська, капая рассолом на бумагу.

— Как? Почему? — заволновалась публика.

— Это не та страховка. По такой не дают.

— Но ведь завещание на меня составлено, — возмущенно наступала Даля Андреевна на Люську, будто именно она пыталась лишить ее наследства. — Сколько людей получает по страховкам после смерти родственников — я сама знаю.

— Получают, да не по тем страховкам. Эта ж от несчастного случая. Читай-ка лучше, — Люська сунула коротким пальцем в бумагу.

«...если в результате... ампутирована конечность (или часть ее), удален глаз... а также...»

Дурнота подступила к горлу. Даля Андреевна безуспешно пыталась постичь смысл этой бумаги и уже обреченно знала, что Люська окажется права, потому что Люська всегда права, а ей, Дале Андреевне, всегда не везет.

— Я с этим делом вообще-то не сталкивалась, — авторитетно вступило в разговор фабричное начальство, — но, пожалуй, Людмила Васильевна права. Ведь Тоня умерла в результате болезни, а это не квалифицируется как несчастный случай.

— Даш, ты слышишь, что я тебе скажу. Даш! — тормошила Варвара остолбеневшую Далю Андреевну. — Не слушай ты никого, ты меня послушай. Я тебе тетя родная. Мы же с тобой одне на всем свете осталисси. Поезжай ты к себе. Город там у тебя большой, люди все умны, не то что здеся. Там тебе все и разобъяснят. И деньги заплатят. Пусть только попробуют не заплатить! Мы им тогда!

— Что?! — очнулась Даля Андреевна. — Выпроводить меня хочешь? А это видела?! — она сунула в сморщенное ненавистное лицо тетки фигу с острым наманикюренным ногтем. Публика дружно ахнула и отшатнулась.