Валентина Алексеева - Бег с барьерами

Лопушки же, с его кривыми, заросшими лебедой и крапивой улочками, тем более были чужды ей, как какой-нибудь лунный кратер. Ее раздражали словоохотливые, любопытные бабки («Дочуш, а ты не Зинина ли девка будешь?»). Но где-то в глубине души — она и сама не подозревала об этом — Даля Андреевна все же любила бывать в Лопушках. Только здесь, среди людей, по ее мнению далеко отставших от нее, она чувствовала себя преуспевающей городской женщиной, которой все должны были завидовать.

Даля Андреевна безуспешно прождала автобус минут пятнадцать, замерзла и отправилась пешком искать лопушковские новостройки. На месте старого Антонининого дома, дома, где жила когда-то и сама Даля Андреевна, высились корпуса фабрики. Вдоль солидного забора шеренгой выстроились прутики недавно посаженных деревьев. А Варварин домишко уцелел. Западая на один бок, нахально пялился на фабричные ворота крошечными близорукими окошками, наглухо заросшими нескладной голенастой, опять-таки провинциальной геранью.

И везло же этой бабе всю жизнь! Как боялась, что эту ее конуру собачью снесут и она лишится огорода. И ведь так получилось, что не тронули. Хотя любому нормальному человеку на руку был бы этот снос. Интересно, что бы стала делать Варвара в современной квартире? Наверное, легла, скрестила бы руки на груди и померла. Вез своего укропа. Без базара. И куда ей? Кому деньги оставит? Может, девчонкам Николаевым на книжку кладет? Вот только Дале Андреевне ничего никогда с неба не падает. Всего самой добиваться приходится. Все своим горбом. Вот и сейчас предстоит схватка с Варварой, а может, и не только с ней. Девчонки-то ведь уже взрослые. Небось такие же ухватистые, как и бабка.

Николай — тот опасности не представляет. Напьется — и спать. Варваре даже и в этом повезло. Обычно после очередного запоя Николай, смирный и виноватый, тюкал топором в закутке у сарая, налаживал насос, качал воду, ладил парники и даже полол гряды. А Варвара отводила душу. Сломавшись в пояснице, из последних силушек таскала она по огороду свои высохшие старушечьи мощи, обреченно сморкалась в передник.

— Мам, ну ты чо, мам? Болит спина-то? Ну, ты полежи поди, мам, — моргая белесыми ресницами, переживал Николай.

Но, скорбно поджав бескровные губы, старуха продолжала демонстративно ковыряться в грядках, всем своим видом давая понять, что недолго уж — ох, недолго! — топтать ей земельку родного огорода.

Когда же Николай снова запивал, и высокохудожественный храп сотрясал стены ветхого крова, Варвара, утратив сердобольного зрителя, забывала про свои хвори и вихрем носилась по огороду. И всем-всем, кроме дурня Николая, было ясно, что эта бабка сама переживет кого угодно.

Лопушки были для нее как бы продолжением своего огорода. Найдешь ли здесь человека, которого бы она не знала и чьим жизненным процессом не управляла, или, по крайней мере, не пыталась управлять?! Свадьбы и похороны служили ей отдохновением от аграрно-торговой деятельности. Но поскольку последние годы молодые лопушковцы да и их легкомысленные родители частенько игнорировали ее заботы, то Варваре приходилось специализироваться в основном на похоронах. В знании тонкостей печального ритуала с ней никто не мог сравниться.

Последнее обстоятельство было на руку Дале Андреевне. Конечно, денег придется выложить немало. Уж Варвара на лишнее не раскошелится, будьте уверены, и неизвестно, оставлено ли что-нибудь у самой Антонины при ее-то легкомыслии, но хоть не надо будет Дале Андреевне бегать по похоронным бюро, оформлять бумаги, заказывать гроб, договариваться насчет рытья могилы с какими-нибудь пропойцами. Ну, а уж поминки, салатик там нарезать, посуду помыть — это уж ладно. Занятие привычное.

Дом Даля Андреевна отыскала без труда, хотя ни разу и не бывала в новом Антонинином жилище. Квартира оказалась на пятом этаже. Тяжело будет выносить. На ее звонок из глубины квартиры кто-то крикнул: «Не заперто». Даля Андреевна почувствовала противное подташниванье и дрожащими ногами переступила порог.

В светлом проеме дверей, ведущих в комнату, возник тонкий силуэт девочки-подростка. Девочка застыла на мгновение, пытаясь разглядеть в полумраке прихожей вошедшего, и кинулась на грудь Дале Андреевне.

— Тетя Даша! Ох, тетя Даша... — и она зашлась в беззвучном плаче.

Зараженная этими безутешными слезами, Даля Андреевна заплакала сама, вспомнив в просветленных слезах, что ее, действительно, зовут тетей Дашей. Девочка была старшей Варвариной внучкой. Даля Андреевна не столько узнала ее, сколько догадалась, что это именно Надя. И не подросток она вовсе — уже родила.