Дмитрий Притула - Человек из очереди

— Ой-ё-ёй. Да они бы тут у меня на коленях ползали. Вместе с Кротовой. Я написала бы директору — отказываюсь ходить в школу.

— Да, Галька, гадина ты! У Кротовой мать парализовало, ей только с тобой и возиться. Все! Чтоб завтра в школу!

— Мечтать не вредно!

— И сходи к Мазаевой, хоть узнай, что на завтра задано.

— Губенку раскатал!

— Ладно, давай спать. Утром не отстану, пока не подниму. У тебя талоны есть?

— Нет.

— На. Вот на завтрак и на обед. Все! Спать.

Утром, как Галя ни отбивалась, ни уговаривала и ни ругалась, Леша все же ее поднял. Правда, пришлось сдирать с нее одеяло и угрожать вылить стакан холодной воды. Они выпили чаю с батоном и пошли в школу. На прощание Леша сказал, что будет проверять Галю после первого и третьего уроков, а после второго и четвертого ждет ее в столовой.

— Гони талоны обратно, — так была уверенность, что голод удержит Галю в школе.

И сдержал обещание — после первого и третьего уроков заглядывал в кабинеты, где сидел Галин класс, а после второго и четвертого уроков ждал Галю в столовой со стоящей на столе едой.

После уроков Леша разрешил Гале два часа поваляться дома, а сам сгонял за продуктами. Галя предлагала сходить сама, но Леша не пустил ее — во-первых, может удрать, а во-вторых, вместо чего-нибудь стоящего купит сигарет.

Он зашел в «стекляшку». Продавщица мясного отдела, видя такого вежливого паренька (а он нажимал на вот это «скажите, пожалуйста» и, кивая головой, ронял подбородок аж на грудь), выделила ему полкилограмма мякоти. И Леша объяснил, почему покупает мясо — мама, знаете, придет с работы голодная и усталая, — и он еще раз уронил подбородок на грудь, и достал, вполне достал материнское сердце продавщицы, так что она с умилением смотрела вслед этому славному мальчугану.

В других отделах он, конечно, так не старался. Сто грамм масла, батон за восемнадцать копеек, четвертинку хлеба, триста грамм сахару и три килограмма картошки ему отпустили без излишней вежливости с его стороны, и, когда он положил мясо и масло в холодильник, даже потер руки от удовольствия: а дом-то становится местом обжитым и даже местом обжорства.

Галя валялась в своей комнате, а Леша у себя почитал Брэдбери.

Да, квартира у них как раз большая — три комнаты. Семиметровка у Леши (единственный мужчина и вообще надежда семьи), затем большая гостиная (там телик и мамин диван), а потом восьмиметровка Гали и Маши.

Нет, ничего лишнего в квартире нет — мебели там, или ковров, или книг. Книги — штук десять — есть только у Леши — это или Слава Кайдалов подарил, или библиотечные (записан в двух библиотеках).

Украшения есть только в комнате Маши и Гали — там все оклеено кинозвездами, ансамблями и обертками от колготок — ну, девушки примеряют колготки. Красиво, чего там, такой жилой вид.

В четыре часа Леша дал Гале команду садиться за уроки, и Галя перешла за стол в большой комнате, и они два часа честно оттрудились.

Потом пришел Слава Кайдалов и позвал Лешу погулять.

Ну, Леша бросился обуваться, но сразу замедлился, он рад приходу Славы, но надо ведь и показать, что не собирается выворачиваться наизнанку. Хотя, понятно, привычно гордился, что Слава заходит именно за ним. Вот в классе сколько парней, а Слава выделил именно его, а что он, Леша, такое, чтоб его выделил первый номер класса. Потом прошел в большую комнату и еще раз велел Гале из дома ни ногой.

— Приду — поужинаем и посмотрим телик. В семь сорок хорошая картина.

Они медленно шли по длинному, два года назад проложенному к новым домам проспекту. Прохожих не было — все ходят дворами, так быстрее. Справа тянулись сараи, гаражи, зеленый деревянный забор воинской части. Было тепло, хотя солнце, растворяясь в туманной дымке, светило тускло. Вдоль тротуара росли молодые деревца, и новый, плотного асфальта тротуар устлан желтыми и красными листьями.

Шли они, значит, медленно, сцепив руки сзади (тут Леша подражал Славе — вот это — сцепив руки сзади и внимательно глядя под ноги — и понимал это). Со стороны-то — два маленьких старичка решают невозможные мировые проблемы. Леше потому и нравилось при ходьбе по проспекту подражать Славе, что со стороны, значит, казалось, что два маленьких старичка решают невозможные мировые проблемы.

Слава рассказывал «Марсианские хроники». Первую историю он закончил, когда они дошли до конца проспекта. Разом развернулись (и, несомненно, старались, чтоб именно разом развернуться) и пошли обратно.