Гайда Лагздынь - Зона

— Везувия Сергеевна, я вас не понимаю. Учителя у нас трудолюбивые, знающие, владеющие методиками, причем своими, особыми для этой системы. Пора начинать обобщать их опыт. Мы часто бываем друг у друга на уроках, да и стены в классах тонкие, хочешь, не хочешь — услышишь! Вы как администратор так действуете на коллектив, что последние испытывают чувство постоянной вины. Люди начинают думать о своей неполноценности, о своей профессиональной непригодности для работы в других системах народного образования. Поэтому и не дают вам должного отпора. Вы факт порой высасываете из пальца. Сами же часто не правы и нарушаете законность. Странно вы себя ведете.

Совещание на этом не закончилось. Когда начальники отрядов покинули школу, Везувия отменила занятия для продолжения разговора. Директорша думала утопить возникший бунт в Варваре, обвинить ее в умышленной лжи на администрацию школы, но просчиталась. Варвару поддержали многие учителя. Особенно резко выступил Валерий Иванович. Он так и сказал:

— Пора с диктаторством кончать! Не мешайте нам работать, а мы не будем мешать вам отдыхать!

Много было высказано в адрес директорши — Ольгой Петровной, председателем местного комитета школы, в котором, кроме председателя, не было ни одного члена. Протокол разговора никто и не думал вести, да и «сор из избы» не понесли дальше. После этого совещания Везувию как подменили. Она была сдержана и ласкова. Все радовались тому, что здоровая критика подействовала правильно и успокоились, забыв про то, что, как у пантеры под мягкими подушечками, у Везувии таятся когти.

И вот Ольга Петровна не стала председателем месткома, так как по сокращению штатов приказом по роно была переведена в детскую школу в группу продленного дня. В колонии не оказалось достаточного количества неграмотных осужденных, чтобы иметь начальные классы. Ольга ушла, а через десять дней такой класс был открыт. Учителем стала работать новенькая — жена военнослужащего. Председателем месткома под напором Везувии выбрали Елену Егоровну. Валерия Ивановича во втором полугодии тоже наказали: еле наскребли ставку. Зато в школе появились новые совместители — почасовики-бегунки из жен военных. Валерия держали, как невесело шутили учителя, «в черном теле». Не пошла ему впрок история с фотографированием. И вот опять закрытый бунт.

Волнение, охватившее учительский коллектив, о котором узнала Везувия, не на шутку встревожило директоршу. Она привыкла сама причинять людям боль, наслаждаться этой болью.

— Как эти, не видящие в жизни ничего, кроме этих лагерных стен, учительши, посмели говорить такое?

— Вот и посмели, — ответил ей внутренний голос.

— Сама хороша, травлю и травлю эту пару паршивых овец. Вдруг и вправду пойдут в райком? Начнут копать. Копнут, а дальше? Вдруг выкопают? Чего? Что выкопают?

— Как что? — внутренний голос стал жестким. — Забыла кто ты? Вспомни и то, что было четыре года назад!

— Такое разве забудешь? — Везувия кулаком ткнула себя в лоб. — После этого ты еще больше стала психовать да куражиться над людьми, — травил Везувию внутренний голос.

— Да заткнись ты, совесть! Нет тебя у меня. Я им завидую и мщу. Я ненавижу их и их дела!

А что было четыре года назад? Серая «Волга» плавно скользила по асфальту. Чувство собственного достоинства поднимало Везувию в собственных глазах. Все у нее есть: муж, дети. Сын в военном училище. Дочь медицинский заканчивает, есть внучка. Отличная дача. Шутка ли, своя «Волга». А как она досталась? Везувия презрительно усмехнулась. — Дуры эти учительши, клюнули. Меха захотели. А эта, из отдела кадров, «мне серого каракуля на шубу», — Везувия желчно рассмеялась. Она любила во время поездок вслух вспоминать истории, о которых не решилась бы никогда рассказать. Наедине с собой была откровенна: душа просила выговориться.

— Как ловко она тогда их провела? На денежки лопоухих учительниц сделала оборот, а через месяц вернула, сказав, что не было, мол, на той азиатской станции шкур. А в другом месте — дорого. Да мало ли было дел? Никто не удивляется, что есть «Волга». Муж — офицер, служили в Германии, что-то привезли. Мало еще везли. Никто не знает, что с моим дураком Колькой и «Москвича» бы не купили. Больно уж правильный.

Невеселые мысли омрачили разрумянившееся лицо Везувии. Взглянув на дорогу, криво усмехнулась:

— Ишь, руку поднимает, думает посажу. Нужны мне его ножки на ковровой дорожке. Это не «Москвич», хватит, наподвозилась. В былые времена не гнушалась и у вокзала поторчать. Рублишко, два, так и пятерку нащелкаешь, а то и десятку. Теперь времена другие, положение не позволяет. Но поравнявшись с голосующим на дороге, не вытерпела. Широким жестом распахнула дверцу машины, и элегантный мужчина оказался рядом с Везувией.