Станислав Вторушин: Такое короткое лето

Я прошел на кухню, включил свет. На столе в вазе стоял большой букет цветов. Очевидно, Маша принесла их сюда, чтобы налить в вазу воды и по каким-то причинам не успела перенести букет в комнату. Я захотел это сделать за нее, взяв вазу в руки, но раздумал и поставил цветы на место. Пусть все останется так, как было при ней. Вернется из больницы — тогда и переставит все по своему вкусу.

На электрической плите стоял чайник. Я сменил в нем воду, включил конфорку. В шкафчике над кухонным столом нашел банку растворимого кофе и сахар. Есть не хотелось, не было аппетита. Кофе тоже показался невкусным, я неторопливо пил его только для того, чтобы убить время. Настроение было безрадостным. Я ощущал в душе пустоту, которую нечем было заполнить. Впервые в жизни я по-настоящему понял, как тяжело быть одиноким. Я долго сидел на кухне перед пустой чашкой кофе, глядя то на цветы, то на сумерки за окном, заволакивающие город. Потом погасил свет, прошел в темноте в комнату и лег спать.

Утром у меня было только одно желание — быстрее попасть к Маше. По дороге в больницу я остановился у цветочного ряда, чтобы выбрать букет. Цветов было много и я долго рассматривал их. У одной женщины в ведре с водой стояли гладиолусы разных расцветок: белые, кремовые, нежно сиреневые, темно-бордовые. Но эти красивые цветы были хороши к торжественному случаю. Астры показались мне простенькими, георгины не вязались с атмосферой больничной палаты. Для них требовалось другое помещение. Я выбрал розы, которые подходили к любому случаю.

Маша ждала меня. Она привела в порядок прическу, подрумянила щеки, подкрасила губы. По всей видимости, знакомые медсестры одолжили ей свою косметику.

— Садись, — сказала она, подвинувшись на кровати.

Я поцеловал ее в голову, сел. Она выглядела намного лучше, чем вчера. На лице не было белизны, глаза не казались усталыми и светились здоровым блеском. Я протянул ей розы. Она уткнулась в них лицом, потом подняла голову и сказала:

— Это самые любимые мои цветы. Попрошу девчонок, чтобы принесли банку с водой.

Маша еще раз вдохнула аромат роз и положила их на тумбочку. Я подал ей пакет, в котором лежали косметичка и коробка шоколадных конфет. Она достала коробку, открыла ее, взяла двумя пальцами конфету, протянула мне:

— Возьми, милый. Я тоже съем одну.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил я.

— Ты знаешь, хорошо. — Она взяла мои ладони, положила их на грудь. — Я так хочу побыстрее выбраться отсюда.

— Теперь уж недолго, — сказал я. — Завтра операция. А там через несколько дней я заберу тебя домой. Мы найдем самых лучших специалистов, они сделают тебя здоровой, вот увидишь…

— Тебе скучно одному? — Маша как будто не слушала меня.

— Очень. Вчера вечером не знал, куда себя деть.

— Я тоже не могу без тебя. — Маша поцеловала мою ладонь.

Я готов был сидеть около нее сколько угодно, лишь бы видеть ее лицо, глаза, слышать ее голос.

— О чем ты задумался? — спросила Маша.

— О тебе. О том, почему незнакомые люди так любят друг друга.

— Ты у меня самый родной, — сказала Маша, прижавшись щекой к моей руке.

Я пробыл у нее до тех пор, пока не пришла сестра и не сказала, что забирает ее для подготовки к операции. Я поцеловал ее и вышел из палаты, задержавшись на пороге. Она согнула в локте тонкую руку и помахала ладонью, словно провожала меня в дальнее путешествие. Я тоже помахал ей и, закрыв дверь, направился к Валере.

Валера сидел за столом и беседовал с женщиной в белом медицинском халате. Увидев меня, он, не меняя позы, коротко бросил:

— Подожди минутку. Я сейчас освобожусь.

Я вышел в коридор, по которому время от времени проходили медицинские сестры и больные. Сестры были молодыми и симпатичными. Вместо белых больничных халатов они носили голубые брюки из хлопчатобумажной ткани и такие же рубашки с коротким рукавом. На голове — высокие шапочки с вышитым на них красным крестом. Маша надевала на работе такую же униформу, но я никогда не видел ее в ней. В коридоре стоял запах лекарств и еще чего-то, присущего только больнице.

Женщина в белом халате вышла из кабинета и Валера позвал меня к себе. Обняв за плечо, он усадил меня около стола. Сам сел на свое место.

— Ольга говорила, что Машу положили на операцию, — сказал он, словно мы только что прервали разговор и сейчас решили возобновить его. — Я звонил в хирургическое отделение. Ни заведующего, ни лечащего врача нет на месте. Что с ней? — Он посмотрел на меня, ожидая моей реакции.