Берды Кербабаев - Айсолтан из страны белого золота

Проходящие мимо колхозники останавливаются и слушают горячую речь башлыка.

— Пусть злоумышленники-империалисты знают, что вчерашний чабан и сын чабана не даст в обиду свою родину! Наш труд и наша вера в свои силы всегда одерживали победу и снова одержат победу!

Вокруг Аниака понемногу собирается целая толпа. Подошедшие позже колхозники стараются протиснуться поближе к оратору.

— Пусть наш свободный труд превратит родную страну в прекрасный, цветущий сад!

Вытянувшись на стременах, расправив могучие плечи, Аннак поднимает нагайку и указывает на солнце:

— Пусть солнце, которое обходит весь земной шар, расскажет миру о том, что советский народ — это одно тело и одна душа, что советский народ хочет мирной жизни, но если проклятые торгаши сунутся еще раз к нам, на нашу землю, то мы растопчем их, как вонючих гадов!

Взмахнув нагайкой, Аннак опускает на седло свое грузное тело и тут только замечает, что у него заметно прибавилось слушателей. Смущенно улыбаясь, он отыскивает глазами Бегенча и говорит, стараясь не глядеть по сторонам:

— Да, вот какое дело… У меня, знаешь, что-то распалилась душа. Вот язык и сорвался с привязи. А ты что, друг, меня не одернул?

— А зачем? Ты очень хорошо говорил. Видишь, твой доклад не один я слушал. Вроде как колхозное собрание получилось. И я думаю, Аннак, что мы вчера ошибку допустили.

— Какую ошибку?

— На Всесоюзную конференцию нужно было не Айсолтан послать, а тебя.

Аннак, стараясь скрыть смущение, громко хохочет густым, сиплым басом. Но тут же глаза его снова загораются, и он гудит, наклоняясь с седла к Бегенчу:

— Эх, друг, ну как молчать, как держать такую досаду на сердце! Ведь подумать только, что я тут хлопочу, из сил выбиваюсь, а они ищут базы для своих бомбардировщиков!

— Ничего, Аниак, собака лает, а караван идет вперед.

— Верно, друг. Ну, прощай!

— Так ждать тебя к двум часам?

— Жди.

Аннак отпускает поводья, и серый, в яблоках, горячий конь, который давно уже нетерпеливо перебирал ногами и грыз удила, легко, с места, берет в галоп.

Умывшись, Бегенч садится на веранде пить чай. Маленькая Майса чем-то очень озабочена. Она уж три раза вынимала все книги и тетради из портфеля и снова укладывала их обратно. Она уже три раза убегала в комнаты и каждый раз, возвратясь назад, принималась тяжело вздыхать, растерянно шарить на столе и под столом. Убежав в пятый раз и через секунду вернувшись, она горестно воскликнула:

— Мама, ох, мама! Ну, где же моя чернильница? У меня пропала чернильница!

Оглянувшись по сторонам и увидя, что матери на веранде нет, Майса, чуть не плача, сказала:

— И мамы нет! Да куда же теперь еще мама девалась? Бегенч! Где мама?

Бегенч знает, что мать ушла кормить баранов, но только пожимает плечами.

— А я откуда знаю?

— Да ведь она сейчас, вот только сейчас была здесь! — И маленькая Майса в полном отчаянии снова кричит: — Мама! Ты где, мама?

— А зачем тебе магь? — спрашивает Бегенч.

— У меня пропала чернильница.

— А зачем маме твоя чернильница? Ты ищи там, где положила.

— Да ее там нет.

— Да ну! Так, может быть, чернильница научилась бегать?

— Зачем ты надо мной смеешься? — Майса жалобными, молящими глазами смотрит на брата. — Бегенч… Если ты взял, так, пожалуйста, отдай!

Девочка бросается к Бегенчу и ощупывает его карманы. Она даже заглядывает к нему за пазуху. Бегенч смеется.

Не обнаружив чернильницы и там, Майса говорит еще жалобнее:

— Ну, Бегенч, миленький, хорошенький, отдай чернильницу!

Ее черные, блестящие, как у козленка, глаза смотрят на брата с такой мольбой, пухлый детский рот так трогательно кривится в плаксивой гримасе, что Бегенч не выдерживает:

— А что ты мне дашь, если я найду твою чернильницу?

Майса от радости несколько раз подпрыгивает на месте. Лицо ее сияет.

— Когда я вырасту большая-большая, я вышью тебе тюбетейку.

— А, так ты хочешь, чтобы я искал твою чернильницу в долг? Нет, это не пойдет.

Майса бросается к Бегенчу на шею.

— Ну, Бегенч, миленький, отдай, если ты взял, а то я опоздаю. Мы с девочками хотим до начала занятии повторить то, что в прошлом году проходили. Уговорились к восьми собраться.

Бегенч, отогнув рукав, показывает ей на свои часы:

— Смотри, еще нет половины восьмого. — И, обняв девочку за плечи, смеется: — Ну, дай сюда руку и закрой глаза.

Он достает чернильницу из-под вороха бумаг на столе и вкладывает ее в маленькую горячую ладонь.

Майса сжимает в руке чернильницу и открывает глаза.