В тихую погоду озеро красиво: волны спокойно выплёскиваются на прибрежную топкую лабзу; высоким и густым плетнём стоят камыши, да редко, на вязком берегу, точно расставленные километровые отметки, растут одинокие кусты тальника, склоняя свои кудрявые головы к самой воде; на зеркальной поверхности воды колышутся, словно размахивая крыльями, широкие листья, похожие на лопухи, отчего озеро и получило название Лопушное. Летом в них раскрывают свои бутоны белые лилии. Сейчас же оно потеряло свою нарядность и выглядело суровым. Волны белыми чудовищами прыгают на раскисшую лабзу, подминая её под себя; камыши в осенней жёлто-серой окраске неистово раскачиваются под порывами ветра, загребают воду верхушками; лопухи покрылись пенистыми барашками; птицы, всегда дружными стайками качавшиеся на равнине Лопушного, забились в глухие заросли. Лишь большие чайки-клуши, выискивая рыбёшку, низко носились над вздыбленными волнами.
Благинин выплыл на плёс, где у него были расставлены капканы. Здесь волны были мельче — камыш широкой спиной загораживал доступ большому ветру. Буря изменила облик береговой линии, нагнала рогозового валежника, уничтожив охотничьи приметы, и капканы разыскивать было трудно.
Не менее полчаса Благинин затратил на поиски ловушек и однако был доволен: промысел оказался удачным, немногие капканы остались пустыми. Видно, чуя непогоду, ондатра вечером усиленно сновала по плёсам, разыскивая корм.
Предстоял трудный путь обратно. Плыть, когда ветер дует в лицо, куда тяжелее и опаснее, чем по ветру. Прежде чем отправиться назад, Иван принял некоторые меры предосторожности: связал капканы вместе с добычей и прикрепил их к сидению, чтобы не потонули, если перевернёт лодку, нарубил кочек и накидал в носовую часть долблёнки — лишняя тяжесть не даст ей крутиться на волнах.
Пока путь пролегал по просекам камышей и мелким плёсам, Иван без большого труда гнал лодку навстречу волнам, но лишь вышел на открытую воду, как её стало бросать из стороны в сторону.
Вал полной грудью наскакивал на судёнышко, поднимал на свой гребень и бросал на другой вал. Вода взлетала кверху, заливалась за борт лодки.
Вскоре одежда охотника стала мокрой до нитки. Осенняя вода растекалась по телу, но Благинин не чувствовал холода, наоборот, лоб его покрыли мелкие росинки нота, которые скатывались на кончик носа и затем на куртку, чёрные, с вороным отливом волосы, выбившиеся из-под фуражки, слиплись в бесформенные сосульки. Он грёб изо всех сил, мускулы рук уже болели от напряжения, а плыть было ещё далеко.
«Одолеет ветер, не дотянуть до пристани», — думал Иван, стараясь держаться ближе к берегу, хотя знал, что прибрежная лабза не принесёт ему спасение.
Там, где озеро делает крутой поворот, на долблёнку наскочила крупная волна, повернула её поперёк, другая хлынула через борт. Благинин старался направить нос лодки навстречу ветру, но в ней уже было вполовину воды и она плохо повиновалась. Новый порыв ветра остервенело захлестнул лодку волной, и та, поддавшись, перевернулась.
«Конец!..» было первой мыслью Ивана, когда холодная волна ожгла его тело. Новым валом лодку отнесло от охотника, отрезав путь к спасению.
Говорят, что утопающий хватается за соломинку. Так и Благинин. Сильными взмахами рук он подвигал отяжелевшее тело к берегу, а что ждёт его там? Зыбкая лабза, на которую встанешь, и она погребёт тебя. За ней камыши, плёса, снова лабза и лишь там, где-то далеко, может быть через полкилометра, твёрдая земля.
«Не выбраться!» — мелькнуло в голове охотника, но тут же появилась упрямая мысль: «Бороться до конца!»
Силы иссякали. До лабзы оставалось каких-нибудь десять-пятнадцать метров, но сознание, что на наносно-илистой почве ему нет пристанища, уменьшало силы и ту волю к жизни, которая не раз выводила его из опасности.
«А не лучше ли сразу?.. — подумал Иван Прекратить движение и…»
Ему стало всё безразличным. И вдруг почудилось, что кто-то сзади его сказал: «Только пузырьки пойдут», и в этом голосе было столько ехидства, что по всему телу пробежала нервная дрожь.
«Пузырьки, пузырьки…» — суетилось в напряжённом мозгу надоедливое слово. «Не бывать этому!» хотел крикнуть Иван и захлебнулся попавшей в раскрытый рот водой. И тут, как сквозь туман, он увидел куст. Тальниковый куст, раскачиваемый ветром, казалось, манил его к себе, обещая спасение.
«Туда!» сообразил Иван, и он больше ничего не видел, кроме развесистого куста, протягивающего к нему руки-ветви.
Читать дальше