Михаил Шмушкевич - Я вас жду

— Помогая друг другу, танкисты выбрались через люк, вынырнули. Но и здесь их подкарауливает смерть: весь Днепр, освещённый осветительными ракетами и мощными прожекторами, в смерчевых столбах от взрывов снарядов, бомб.

— К своим доплыли? — не выдерживает Руслан.

— Лишь двое, — отвечаю. — Мой отец и стрелок-радист Говоров.

— Вот фашисты, — цедит сквозь зубы Руслан. Потом задумчиво произносит: — Ваш отец настоящий герой, а я вот… я так не смог бы, это уж точно.

Уверяют его, что, окажись он в подобном положении, вёл бы себя точно так же. Главное, не терять веры, надежды, ясно видеть перед собой цель.

Маленький Багмут задумчиво глядит на Днепр и отрицательно покачивает головой. Он, догадаться нетрудно, не видит ни сверкающей солнечными бликами реки, ни пловцов, не слышит беззаботного многоголосого смеха, неумолкающего гула снующих туда-сюда ракет, катеров. Перед ним — осенняя, взбудораженная артиллерией, авиацией и осветительными ракетами ночь, раненые танкисты. Они то показываются, то скрываются в ледяной пучине.

Получила письмо из Сулумиевки. Володя Любченко, бригадир школьной производственной бригады, пишет:

« Уважаемая Галина Платоновна!

Поздравляем Вас с поступлением на третий курс педагогического института. Когда мы узнали об этом, то очень обрадовались, а Оксана Ивановна даже расплакалась от радости.

Уважаемая Галина Платоновна! За поле не беспокойтесь, справимся. Дожди сейчас, понятно, ни к чему, мешают. Всё же не унываем. Солнце опомнилось, перестало прятаться. Уборка, заранее знаем, будет сложной, одним заходом не уберёшь. Косить будем то с одной, то с другой стороны. Опыт у нас есть. В позапрошлом году было точно так же, помните?

На том до свидания. Пламенный Вам привет от всей бригады.

С глубоким уважением Владимир Любченко ».

Несколько раз перечитывала письмо Володи с ощущением непонятной боли, тоски, грусти. Тоска, грусть, поднявшиеся во мне, объяснимы А боль? Наверное, потому, что Оксана Ивановна, хотя и «расплакалась от радости», но не ответила на моё письмо.

Сегодня снова была с Русланом на пляже. Встретились с ним, как и в предыдущий выходной, у подъезда на улице Куйбышева. Он меня дожидался уже навьюченный. Заплечный мешок, обратила я издали внимание, не был так набит, как в прошлый раз. В чём дело? Лидия Гавриловна пожалела внука? Нет, не то. Она плоха.

Вчера Руслан сам звонил мне на квартиру: «Галина Платоновна, завтра, передавали по радио, будет хорошая погода. На пляж поедем?» — «Конечно. Ровно в девять ждёшь меня у подъезда». Поскольку меня несколько удивило, что мальчик сам звонит, я спросила, как себя чувствует бабушка. Мальчик медлил с ответом. Я поняла, что Руслан боится меня огорчить… «Неотложку я вызывал. Целый день не отходил, потом папа… Завтра, сказал он, мы с вами на пляж, а он с бабушкой останется».

Между прочим, в понедельник, на следующий день после первого «похода» с Русланом на пляж, Трофим Иларионович разыскал меня в коридоре во время перерыва. Прежде чем я узнала, зачем он явился, честно признаюсь, струсила. И вдруг слышу: «Галина Платоновна, свершилось чудо. Руслан в вас поверил, вы ему понравились, спасибо».

— Стало быть, и в следующее воскресенье Руслан бу-дет со мной? — спросила я.

Трофим Иларионович с вежливым удивлением поднял брови.

— Вас это не обременит? — спросил он.

— Ничуть. Руслан славный мальчик, только рассаду, выращенную в парнике, пора пересадить на грядку.

Сказала и пожалела: профессор замялся на долю секунды, взгляд его потускнел.

— С вами нельзя не согласиться, — ответил он, вздохнув. — Обстоятельства сложились так, что…

— Доброе утро, Галина Платоновна! — рванулся вперёд Руслан.

— Доброе утро.

Окно первого этажа, через которое Лидия Гавриловна подавала в прошлый раз рюкзак, так же распахнуто, но сейчас из него никто не выглядывает. Оно затянуто занавесом, который раскачивается от бензиново-пыльных воздушных волн.

— Папа с бабушкой? — спрашиваю шёпотом, чтобы внутри, не дай бог, не услышали моего голоса.

— М-м.

— Руслан, что за новость — «м-м»? Ты что, немой?

— Вы тоже…

Правильно подметил, бесёнок.

— Отучиваюсь.

— Спорим, кто скорее, спорим?

На пляже занимаем прежнее место невдалеке от пешеходного моста. Здесь людей меньше, есть деревья, под тенью которых можно спрятаться, когда жгучее солнце в зените.