Вера Морозова - Женщины революции

— Играть в азартные игры по инструкции не полагается! — Офицер протянул руки, чтобы взять шахматы.

— Шахматы — азартная игра! — Она задохнулась от возмущения. Затем рванулась, сгребла их и отправила в рот. Офицер сердито шевелил усами, размеренно покачивался с пяток на носки. Арестантка торопливо доедала последнюю порцию. Смотрела уничтожающе зло. Офицер вышел. Девушка скрестила руки на впалой груди и, не отрывая глаз от проклятой форточки в двери, запела:

Заливался свисток за дверью. Надзиратель, надув толстые щёки, таращил глаза. Гремел офицер:

— В карцер! В карцер!

Девушка презрительно усмехнулась, плотнее закуталась в платок. У двери бросила:

— Наконец-то узнала, что же разрешается!..

— Значит, вы якобинка?!

— Да, якобинка, и самая убеждённая! — ответила Мария Петровна.

Они шли по сонным улицам Самары. Светила луна, полная, яркая, как в первые дни новолуния. Шёл 1891 год. Скованная морозцем земля похрустывала под ногами. Мария Петровна поглубже надвинула котиковую шапочку, прижала к груди муфту. Молодой человек осторожно вёл свою собеседницу под руку, закутавшись башлыком от ветра.

За чаем у Ульяновых засиделись. Ульяновы жили скромно, на пенсию, получаемую после смерти Ильи Николаевича. Яснева любила бывать в этом гостеприимном доме. Нравилась атмосфера радушия и уважения, царившая в семье, простой и строгий уклад. Удивлялась Марии Александровне, невысокой, худощавой, с густыми седыми волосами, её мужеству, её стойкости. Старший сын Александр погиб на виселице. Цареубийца! В доме об Александре не говорили.

В этот вечер Владимир разговаривал мало. Сражался в шахматы со стариком Долговым, высланным в Самару по причине политической неблагонадёжности, был задумчив. Начали прощаться. Мария Александровна, — взглянув на часы, всплеснула руками: время позднее, на улицах пьяная голытьба, да в темноте и ногу сломать недолго… Владимир вызвался проводить. Мария Петровна обрадовалась — на разговор с Ульяновым, братом казнённого героя, возлагались особенные надежды. Она была на позициях народничества и очень хотела привлечь на свою сторону и Владимира Ульянова. В её глазах семья Ульяновых была окружена ореолом. Что исповедует брат казнённого народника?! Конечно, он должен быть с нею.

— Проклятое земство! До ручки, как говорится, довели город: улицы залиты грязью, перерыты канавами, а купчины ставят царям монумент за монументом! — сердито сказала Мария Петровна, держась за руку спутника.

Они остановились на краю канавы, неподалёку; от Струковского сада. Ноги девушки скользили по замёрзшим комьям глины.

— Ни конки, ни трамвая, ни зелёного кустика — ничего не увидишь в «современном Чикаго»! Всё забито «минерашками», а попросту тайными притонами по продаже водки… — всё так же сердито продолжала Мария Петровна. — В думе двадцать лет мусолят вопрос о прокладке водопровода! Даже милейший Долгов, земец и либерал, возмущается неповоротливостью отцов города. Купцы боятся конки: займёт всю улицу и будет отпугивать покупателей! Вот и логика!

— В думе занимаются безвредным для государственного строя лужением умывальников! — Владимир помолчал и с сердцем добавил: — Народного бедствия стараются не замечать!

— Наша российская действительность! Чему удивляться?! Лишь десять лет назад на Троицкой площади ещё стоял эшафот с позорным столбом… Подлинное средневековье! На грудь жертве привязывали доску, и пьяный палач в красной рубахе брал кнут… — Голос Марии Петровны дрожал от возмущения. — Вы, брат казнённого Александра Ильича, обязаны быть с нами, якобинцами!

Владимир молчал. Карие глаза в темноте казались почти чёрными. Мария Петровна продолжала с жаром:

— Революцию начнёт молодёжь, члены тайной организации. Народ поддержит, народ к революции всегда готов. Россия должна покончить с вековой спячкой и вступить на капиталистический путь развития. Пока в России нет рабочих, нет и собственного капиталистического производства.

— Значит, в России нет собственного капиталистического производства?! А полтора миллиона рабочих?! — удивился Ульянов.

— И всё же у нас нет собственного производства… Нет тех социальных противоречий, которые позволили бы оторвать мужика от земли и превратить его в рабочего, лишённого собственности! — горячилась Мария Петровна. — Народники…