Борис Лавренев: Полынь-трава

Это о третьей встрече курсанта кавалерийской школы второго эскадрона Романа Руды и дочери гвардии полковника Белоклинского, партийки и инструкторши-организаторши, в кожаной порыжевшей куртке и австрийских тяжелых бутсах.

О третьей встрече, с того вечера, как в школьном литкружке появилась руководительница, товарищ Анна Николаевна.

О прежних — запись не на бумаге, — а в сердцах товарища Ани и курсанта Романа, подручного слесаря от Лесснера.

И только о последней, этой вот, о последних часах, минутах, секундах записана страница.

— Что с вами, Роман? Зачем вы тротуар клюете?

Роман затрепетал от веселого звона голоса.

— Товарищ Аня… то есть Анна Николаевна, извините, товарищ Белоклинская, здравствуйте.

И сунул вдруг одеревяневшую, неповинующуюся руку.

Солнечно-желтые зрачки сузились хохотом.

— Да вы посмотрите на свою руку… На ней фунт грязи! Давайте платок, я оботру. Вот увалень-то!

Девушка взяла платок и, нахмурив брови, выпятив губы, стала вытирать жидкую черную грязь с ладони Романа.

Он стоял, чувствуя только, что от легких прикосновений руки с платком температура тела прыгает, как в термометре, поднесенном к огню.

Перестал даже дышать, но спохватился и потянул к себе платок.

— Товарищ Белоклинская… что же вы? Да я сам, да как же это вышло? Ах я, медведь этакий!..

— Ну, конечно, медведь, настоящий плюшевый мишка. И глаза такие ж кнопочки беспомощные.

Забрызгала звонкая капель девичьего смеха.

Товарищ Белоклинская стояла у крыльца губкома, положив портфелик, завязанный бечевкой, на осевшие камни крыльца.

Белая заячья шапка свешивала длинные хвосты на порыжевшую кожаную куртку, куртка переходила в клетчатую юбку, на худощавых легких ногах нелепыми нашлепками казались коричневые солдатские бутсы австрийского образца, но Роману ясно было, что нет в мире лучшего наряда.

Он смотрел на ясно-розовую щеку девушки, на ласковое пятнышко родинки у вздрагивающего крыла носа и говорил, сам не понимая слов, слабеющим голосом:

— Какая вы нарядная, товарищ Анна Николаевна!

Анна Николаевна хлопнула в ладоши.

— Вот чудак! Да вы когда-нибудь видели, Роман, нарядных людей?

— Мало! — сказал он твердо. — Больше издали.

— Ну вот. Оттого вам всякое чучело и кажется нарядным.

— Не знаю, — ответил засерьезневший Роман, — для меня вы всегда будете нарядная и чудесная…

Улыбка спугнутым зайчиком слетела с губ девушки. Она опустила глаза и взяла портфелик.

— Вы очень славный, Роман! Но не говорите комплиментов. Ни мне, ни вам они — не к лицу Я когда-то наслушалась их слишком много, и вот почему я здесь, — она ткнула рукой в надпись «ГУБКОМ», — вам же не нужно учиться ни слушать, ни говорить их.

— Простите, я не буду, товарищ Анна Николаевна, — виновато-детски протянул курсант, таща у нее из рук портфель.

— И не называйте вы меня так смешно: «Товарищ Анна Николаевна». Или товарищ Белоклинская, или товарищ Аня, или Анна Николаевна… Вы куда идете?

— Я? А право не знаю… Взял увольнительную записку из школы и слоняюсь. Думал на картины пойти. Сегодня в гарнизонном клубе кино показывают.

— А хотите со мной пойти?

— Куда?

— Куда? В райклуб. Там сегодня доклад по истории женского движения.

— А читает кто?

— Я!

Роман вздохнул, покраснел и быстро, как будто прыгая в воду, выпалил:

— Хорошо! Пойду!

Товарищ Белоклинская незаметно улыбнулась. «Совсем прозрачный», — подумала она и сказала вслух:

— А пока до вечера приглашаю вас к себе. В комнате хоть и холодно, а все же лучше, чем под дождем бродить. Ну, давайте руку.

Роман неловко взял товарища Аню под локоть и зашагал, таща ее за собой и шлепая сапогами по лужам.

В низкий квадрат двери Роман еле протискался, увязив рукоять шашки в дверной ручке. Погрохал сапогами по полу, отряхая воду, осмотрелся радостно возбужденными глазами и вдруг бухнул, распрямив плечи:

— Последний раз, значит, я в вашем замке. Послезавтра едем, всей школой, как есть. Отправляют отдельной частью. Здорово?

Товарищ Белоклинская повернулась к нему. Снятая шапочка осталась у нее в руке.

— Что? Куда едете? Куда вас отправляют?

Роман цепко схватил ее за руку.

— Как куда? Разве ж вы не знали? Против генералья, на фронт!

Почувствовал в своем тяжелом пожатии мгновенную дрожь зашершавевшей на морозах ладони.

— И вы ничего мне не сказали раньше? Только теперь вспомнили?

Роман внимательно посмотрел в лицо Белоклинской, выпустил руку и отвел взгляд.