Ариф Сапаров - Битая карта

— Вы крепко нам помогли, и я обязан от души поблагодарить вас, товарищ Урядов, — сказал Мессинг, пригласив к себе Демьяна Изотовича. — Действовали уверенно, как полагается настоящему чекисту. Хочу попросить вас напоследок еще об одной услуге…

— Что от меня требуется, товарищ Мессинг?

— Надо поквартировать несколько денечков на Екатерининском канале, у Дашковой…

Заметив неудовольствие на лице Демьяна Изотовича, обычно сдержанный и даже суховатый Мессинг весело рассмеялся:

— Понимаю тебя, друг ситный, старушка эта не сахар. Но коли нужно, стало быть, нужно, и ты уж, пожалуйста, не отказывайся. Александр Иванович расскажет, какова твоя задача, думаю, что больше недели не понадобится…

«Вентилирование» подноготной маркера «Пале-Рояля», хоть и медленнее, чем хотелось, все же приносило кое-какие результаты.

Во-первых, начисто отпала версия с Федором Семеновичем Заклинским, якобы вернувшимся на родину после долгих заграничных мытарств. Односельчане, которым дали неприметно глянуть на маркера, были вполне единодушны:

— Нет, то не наш Федор… Наш был и росточком повыше этого, и не кучерявый, а с порядочной лысиной…

Во-вторых, и это было особенно важно, удалось доподлинно установить, что настоящий Федор Семенович Заклинский, уроженец деревни Заклинье, Лужского уезда, бывший пулеметчик Талабского полка армии Юденича, умер от брюшного тифа в гельсингфорсском лазарете и, следовательно, не мог никак исполнять обязанности маркера в «Пале-Рояле».

Одна ниточка с неизбежной закономерностью тянет за собой другую — такова природа следствия.

Именно в эту пору всплыла на поверхность персона некоего коммерсанта Пауля Иордана, доверенного лица Савинкова в Скандинавских странах. Далее удалось выяснить, что покойный Федор Заклинский служил в денщиках у Георгия Евгеньевича Эльвенгрена, известного своими подозрительными связями с монархическими кругами в Париже. И, наконец, было сделано новое открытие, как бы замыкавшее круг: выяснилось, что Пауль Иордан всего лишь псевдоним Георгия Евгеньевича Эльвенгрена, необходимый ему для прикрытия темных делишек.

Оправдывалось, таким образом, предположение Мессинга: в Гельсингфорсе существовал центр, координирующий усилия враждующих групп контрреволюции.

Теперь не трудно было угадать, кто в действительности является хозяином Федьки Безлошадного и по каким направлениям следует нащупывать его связи. Иордан — Эльвенгрен поддерживал тесные контакты и с савинковским «Народным союзом защиты родины и свободы», и с окружением генерала Кутепова. Резидент в Луге был, несомненно, слугой двух господ.

— А ты еще артачился, друг ситный, — усмехнулся Мессинг, припомнив, как не хотел ехать в Лугу Петр Карусь. — Я же тебе говорил, что полезно отдохнуть на харчах мадам Девяткиной…

Дальнейшие события развертывались стремительно.

Из Луги сообщили, что у маркера «Пале-Рояля» начался вдруг очередной запой… Бильярдной не открыл, с ночи гуляет в вокзальном буфете и деньгами сорит, будто их у него миллион. Поваренка, присланного за ним владельцем заведения, отослал обратно, ни с того ни с сего наградив парой бутылок шампанского и полной вазой дорогих шоколадных конфет.

Лужским товарищам по телефону было передано распоряжение, чтобы не спускали глаз с Федьки Безлошадного. Ни в коем случае не позволять ему оторваться и исчезнуть, а наблюдение вести с максимальной осторожностью.

Во второй половине дня вновь позвонили из Луги. Взяв извозчика, пьяный маркер велел гнать во весь опор, потому что на станции Толмачево, верстах в двенадцати от города, его, дескать, ждет какой-то друг. Но друга в Толмачеве не оказалось, и, по-царски рассчитавшись с извозчиком, маркер сел в поезд, следующий в Петроград. Самое же занятное в том, что умудрился при этом мгновенно протрезветь, точно и не было у него пьяной загульной ночи.

С Варшавского вокзала, усевшись опять в пролетку лихача, Федька Безлошадный направился к генеральше Дашковой, на Екатерининский канал. Был трезв как стеклышко и весьма внимательно проверял, не тянется ли за ним «хвост». Возле подъезда дома останавливаться не рискнул, приказал ехать дальше и, сунув червонец лихачу, воровато шмыгнул в проходной двор, а оттуда с черного хода позвонил в дверь генеральши Дашковой.

Около полуночи в контрразведывательный отдел позвонил обеспокоенный Демьян Изотович. Рассказ его пришлось выслушивать дежурному — ни Александра Ивановича, ни Петра Адамовича на месте не оказалось. Из рассказа следовало, что в доверительной беседе с Демьяном Изотовичем маркер дал понять, что должен совершить нечто такое, что прославит его имя на веки вечные. Оружия при нем вроде бы нет, но в заплечном мешке прощупывается какой-то твердый предмет, напоминающий малую саперную лопатку. Уходя из дому, маркер церемонно раскланялся с генеральской вдовой, вручив внушительную пачку червонцев, а ему, то есть Афоне, пожелал всех благ. Ушел в неизвестном направлении и, вероятно, назад не придет.