Петр Петров - Борель. Золото [сборник]

Рабочие рассмеялись:

— Вот чертолом!.. Его выбирали в рудком, а он тут снастину корежит.

— Не сидится, чертяге, за письменным столом…

— Свычки еще не взял! Обожди, расчухает!

Василий тряхнул обнаженной головой:

— Надуйся, надуйся, Вихлястый! Дергай до отказа!.. — И тут же впрягся в розвальни, нагруженные железом…

Кто-то запел по старинке «Дубинушку». Десятки голосов подхватили, и розвальни, со скрипом буровя снег, пошли вперед.

Тайга зычным эхом вторила Боровому. В ответ кузнечным мехам и молоткам шмелиным гулом и отрывистым визгом отзывались горы. Василий от розвальней бежал к конторе, на ходу смахивая пот с грязного лица, и в шутку бросал в снег подвернувшихся рабочих. А вслед ему кричали:

— Вот зверюга!

— Самого лешака изломает!

— Выгулялся, как конь, лешачий сын. — И бежали за ним, задыхаясь, как одержимые. На обратных розвальнях везли бочки с водой и дрова для паровика.

Все знали, что скоро, может быть, сегодня, застучит и оглушит тайгу паровой молот.

Василий и Яхонтов понимали, что пуск парового молота — это только репетиция на неделю-две. Но и того было довольно на первый случай… Ведь от парового молота будет зависеть успешный ремонт драг и инструментов.

Машина, обследованная Яхонтовым, оказалась в полной исправности. Проржавели только некоторые части. Смазочные материалы Никита нашел в кладовой — две бочки. По расчетам Яхонтова, их должно было хватить на месяц.

— Ну как, скоро? — спрашивал Василий.

— Движемся, — отвечал Яхонтов.

…Приближался вечер. Над вершинами хребтов медленно плыли клочья разорванных облаков. В мастерской послышалось шипенье пара. Дроворубы, водовозы, драгеры, кузнецы и слесари побросали работу. Бабы и ребятишки выстроились в стороне и, толкаясь, подвигались ближе. Загрохотал мотор. Звуки его ударяли радостной болью. Толпа заревела, но крики в тот же момент потонули в грохоте первых ударов молота. Стены мастерских и крыша заколыхались. Из щелей запылил снежный пух. Гулкой сиреной отозвались вдали таежные хребты.

Яхонтов показался из дверей весь запачканный, с помутившимися глазами, но улыбающийся. Василий молча поймал его испачканные руки и размашисто тряхнул.

Утром, в тихие сумерки рассвета, Никита разбудил Василия от крепкого сна. Быстро, по военной привычке, тот вскочил на ноги и долго щурил глаза.

— Да ты чево, как ошпаренный, кидаешься-то — удивленно отступил Никита. — Вот тут Качура полуношничает и другим спать не дает!

Качура, с пьяным от бессонницы лицом и серебряным клоком на плешивой голове, еле маячил в темноте у порога. Ему в последнее время действительно не спалось от навалившихся забот.

— Уволь, ядят тя егорьевы собаки, — взмолился он, подходя к Василию. — Удавиться рад от твоего распреда… Есть молодые… У них черепок покрепче… А меня на работу снаряди!

Василий недоумевающе посмотрел на старика.

Качура уселся рядом с ним на нары и сокрушенно опустил голову:

— Пусти в мастерские… Душа болит, окаянная!., Запутаюсь я здесь в бабьих подолах… Ядят их егорьевы… И опять я тебе скажу, что харчей у нас скоро того… А дорога, не видаючи, обманет, Васюха… Опять же и коней нет, а на человечьем горбу сани не навозишь…

Последние слова старика, как удар грома, обрушились на Василия. Увлеченный работой, он забыл о постоянной угрозе бесхлебья. И только теперь вспомнил об упорном молчании треста на письма и проекты рудкома. Время уходило, с каждым днем становилось теплее.

— Никита! Крой за Яхонтовым и Вихлястым на заседание, — крикнул он. — А ты, Качура, заткнись и не трепыхайся, старый супостат. За такие дела республика к стенке нынче ставит. Это же саботаж, волк ты таежный, не забывай.

Качура часто мигал мутными глазами и грустно покачал головой:

— Да разве я… В мои ли годы?.. Ах, ядят тя егорьевы собаки…

Ну, в мастерские не гожусь — сторожем поставь, а только… от конторы уволь, запутаюсь я там в бумажной паутине!

Василий, не отвечая старику, оделся и вышел из казармы. В сероватом мороке одинокие фигуры рабочих дымили трубками и тянулись к мастерским. И в этот же момент послышался гудок паровика.

— Чертова машина!

Василию вдруг стало обидно, что ни трест, ни городские власти не обратили должного внимания на восстановление приисков. Ведь государству теперь, как никогда, нужен золотой фонд.

На крыльце конторы его встретил Вихлястый. Лицо драгера было измятое, болезненное, рыхлое.