Петр Петров - Борель. Золото [сборник]

В стороне строились подростки. В реве детских голосов слышался весенний гомон и молодой задор.

Солнце еще не поднялось над хребтами, когда разрозненные кучки людей двинулись к мастерским. Василий пошел впереди и первый ударил лопатой в сугроб.

В конторе и клубе заправляла Настя.

Подоткнув высоко подол и громко шлепая голыми пятками по полу, она расплескивала направо и налево бурный поток своих слов:

— Эй, почище, бабочки…

— Вот тут дресвой прихватите!

— Не для кого-нибудь, а для себя, бабочки!..

Бабы наперебой бросали ей колкости и вечное недовольство:

— Ой, для себя ли?

— Да она-то для себя глотку дерет, а нас-то тут и не увидишь.

— Вишь, команду какую взяла, — как муж, так и жена.

— А как же? Где болото, там и черт, это обязательно!

— Вот все у нас так… Давно ли к бахтистам нас суматошила, а теперь в комунию волокет.

— Это уж, как наповадится собака за возом бегать, хоть ты ей хвост отруби, а она все свое…

— Ой, не грешите, охальницы, — заступались другие.

Солнце клонилось к паужину. С юга, с гор, тянул легкий ветер. Кучки рабочих, захватив равные участки, отходили все дальше и дальше.

Валентина, в оленьей дохе и унтах, неумело долбила лопатой снег и мешала Качуре с Яхонтовым. Их участок оставался белым островком.

Рабочие обидно посмеивались:

— Ну, ну, нажимай, антилигенция!..

— Вишь, собрался битой да грабленой и плетутся на козе.

— Эй, богадельщики!

— Лопатка-то, видно, не музыка… На ней не так завихаривает барышня!..

Другие степенно унимали:

— Да бросьте вы, трепачи… Вишь, деваха и так разомлела, как паренка в печке… Дай, привыкнет — нашим бабам пить даст… Силы-то у ней, как у ведмедицы. Вон как сложена… Выгуль девка!

— А дух из ее вон!

— Пусть поработает за всю свою породу!..

Василий, смахивая пот со лба, подошел к Валентине.

— Что, упарились, товарищ Сунцова?.. А ну-ка, давайте я…

Он взял у нее из рук лопатку и весело заглянул в глаза.

— На первый день с вас хватит… Садитесь, отдохните, а мы докончим этот клочок.

Ударяя раз за разом, он разбил на куски снежную глыбу и, выкидав наверх комья, свалился, обливаясь потом, в кружок к женщинам.

— Куча мала! — крикнула Настя, вскочив верхом к нему на спину. — Вот же конь гулялой!

— Он двадцать пудов попрет и не крякнет.

— Здоров, якорь его возьми, как листвяжный пень! — смеялись приискатели.

Старшие драгеры поднимались и, вскидывая на плечи заблестевшие на солнце лопаты, направлялись к конторе.

— Шабаш!

И так же, как утром, рабочая армия с веселыми криками возвращалась к кладовым, стуча инструментами. Василия догнали Качура и Вихлястый. Оба они, с обмытыми потом лицами и горящими глазами, заговорили вперебой:

— После такого воскресника не мешало бы ребят побаловать.

Голос Вихлястого звучал неврастенически-радостно.

— Да и не квасить ее нам, — поддержал Качура, суетливо поспевая шагать за Василием. — Только народ она дразнит!

— Да о чем вы толмачите? — недоумевал Василий.

— Как о чем, самогонки-то у нас ведерок двадцать, поди, будет? У мужиков-то отняли! — наклоняясь, шепнул Вихлястый.

Василий, дернув головой, засмеялся.

— Сейчас же выльем вон, чтобы не воняло ею на прииске.

Вихлястый и Качура враз кинули на него испуганные взгляды.

— Да ты чего, облешачил, парень? — обидчиво заскрипел Качура упавшим голосом. — Ведь здесь тайга, а не город. Там тоже — из рукава, а тянут! Зачем растравлять людей? Они кабы не знали про это…

— Выдать, конечно, — отчеканил за их спиною голос техника Яхонтова.

Василий с удивлением взглянул на него и приотстал, выравниваясь.

На упрямом лбу Яхонтова не было обычных складок, и черные глаза не прятались в глубокие орбиты.

— Вот и я говорю тоже, — обрадовался Качура, — ведь не для пьянства, Борис Николаевич, а так, чтобы добро не пропало зря. И наряду будет веселее.

— Ясно! — поддержал Яхонтов. — Если мы не выдадим, то они сами возьмут и правы будут.

Василий расхохотался.

— Чудаки! Вам самим хочется нутро смазать… Ну, я же не возражаю! Правду говорит Качура — тайга… А сегодня мы заробили по хорошей баночке. Но только это в последний раз.

На крыльце конторы их поджидала кучка рабочих и баб с Никитой во главе.

— Порцию, начальство! — крикнул кто-то с задорным смехом, и за ним раздались десятки осипших, пересохших голосов:

— Порцию!!!

Толпа в тесной давке нажимала на крыльцо, обтаптывая друг другу ноги. Жарко дышали груди.