Вернувшись в свой дворец, опальный вождь долго бродил в задумчивости по покоям дома и террасам богатого сада. С наступлением вечера, когда пробил час трапезы, Лакон-Тай позвал к себе дочь, красавицу Лэна-Пра.
— Моё дитя! — сказал он, лаская девушку. — На днях тебе исполнилось пятнадцать лет. Перед тобою — вся жизнь, и пусть будут милостивы к тебе всесильные боги, пусть твой жизненный путь будет усыпан лепестками роз… Я же стар, и… кто знает, что ждёт меня? В мои годы нельзя быть уверенным за завтрашний день… Помни: если я умру, а ты останешься одинокою и, кто знает, может быть, к тебе подкрадётся нужда, — я схоронил в центральном пруде нашего сада фамильные драгоценности, хранящиеся в нашей семье веками, и значительную часть моей военной добычи. Когда понадобится, ты легко добудешь эти сокровища со дна пруда. Никто не подозревает, что золото и драгоценные камни лежат там…
— Зачем ты, отец, говоришь так? — с ласковым упрёком отозвалась девушка. — Ты бодр и здоров. Ты — любимец нашего властелина. Народ обожает тебя. Вся армия боготворит… А ты словно собираешься покинуть этот мир?
Подавив невольный вздох, Лакон-Тай сказал дочери:
— Глупый живёт сегодняшним днём. Мудрый думает и о том, что будет завтра… Не волнуйся же, дитя, и помни, что я доверил тебе большую и важную тайну. Пусть же не знает о сокровище нашей семьи никто в мире, кроме тебя и… И того, кому ты когда-нибудь отдашь своё сердце как твоему мужу… Клянёшься ли?
— Клянусь! — глухим и печальным голосом ответила девушка.
В ту же ночь во дворце Лакон-Тая, победителя бирманцев и камбоджийцев, любимого всем народом вельможи, поднялась суматоха: молодой паж Фэнг, который в обращении с ним старого господина подметил что-то странное, не мог заснуть, поминутно прислушивался к тому, что происходило в соседней комнате, в спальне вождя.
Заглянув в щёлку, он увидел, что старик почему-то рассматривает свой великолепный боевой меч. Это очень удивило верного слугу.
«Неужели мой господин вновь собирается в поход?» — подумал он.
Около полуночи Фэнга словно что-то толкнуло.
— Господин! Ты спишь? — промолвил он тревожно.
Старик не отвечал.
Тогда паж вошёл в спальню и при свете лампады открыл ужасную истину: Лакон-Тай лежал бездыханный. Тут же, возле его ложа, на полу валялся изящной работы золотой флакон.
Подняв и понюхав горлышко флакона, Фэнг воскликнул:
— Опиум! Мой господин отравился!
И бросился в комнату давно уже уснувшей Лэна-Пра.
— Госпожа! Несчастье! Пробудись, госпожа! — кричал он.
В мгновение ока весь дом был на ногах. Но единственным не потерявшим голову человеком оказалась Лэна-Пра:
— Послать гонца за… Нет, не нужно знахарей! Я знаю, в соседнем доме живёт третью неделю европейский врач, к которому днём приходят сотни бедняков-больных. Позовите европейца.
Никому не пришло в голову ослушаться этого приказания, и через пять минут европейский врач вошёл в спальню отравившегося старого вождя. А когда лучи солнца позолотили остроконечные верхушки причудливых крыш бесчисленных домов и храмов Бангкока, на веранде дворца Лакон-Тая можно было видеть трёх человек: ещё очень слабый, но словно чудом вырванный из когтей смерти Лакон-Тай, держа руку не отходившей ни на мгновенье от него дочери, слабым, но прочувствованным голосом благодарил спасшего его европейца.
— Ты вернул меня к жизни, о друг, — говорил старик, — и я дал тебе слово, что не возобновлю попытки самоубийства. Но едва ли на радость остался я жить… Я поведал тебе всё. Едва ли что-либо спасёт меня от погибели. В лучшем смысле, если император смилостивится, он на долгие годы сошлёт меня в какую-нибудь глухую провинцию…
— Так что же? — отозвался врач. — Будто бы люди живут только в столице Сиама? Я дорого дал бы, чтобы иметь возможность проникнуть в глубь неведомого миру края, и если ты пожелаешь, я охотно последую за тобой в изгнание…
При этих словах глаза молча слушавшей разговор девушки загорелись. Она посмотрела благодарным взором на врача, потом потупилась. И, словно почувствовав её взгляд на своём лице, молодой европеец, в свою очередь, впился взглядом в лицо Лэна-Пра.
Ночью, когда ему приходилось возиться с долго не приходившим в себя старым вождём, Роберто Галэно, так звали европейского врача, не имел времени разглядеть девушку, ловко и толково помогавшую ему. Теперь он видел её прекрасное лицо при ясном свете дня, на это лицо ложились золотые лучи солнца юга, и Роберто Галэно едва сдержал возглас восхищения.
Читать дальше